Четырнадцатый этаж делится на две половины: продажу тренингов, направо от лифта, и собственно тренинги, налево. Оба отдела похожи, словно зеркальные отражения. Все отделы «Зефира» похожи друг на друга, есть много анекдотов о рассеянных служащих, которые приходят в чужой отдел, садятся за стол и жалуются, что не могут войти в свой компьютер.
В совещательной комнате отдела тренингов жалюзи опущены и на внутренней стеклянной стене, и на окнах. Вокруг стола молча сидят четверо. Один, Саймон Хаггис, смотрит на Карен Нгуен – точнее, на черную выпуклую родинку у нее под носом. За те два года, что они проработали вместе, он никогда не обращал внимания на ее родинку, но после тридцати четырех часов в этой комнате ни о чем другом думать не может. Эта родинка внушает ему отвращение. Закрывая глаза, он продолжает видеть ее, угнездившуюся в изгибе ноздри. За последние два часа у него сформировалась уверенность: Карен знает, как раздражает его эта штука, потому и не удаляет ее.
Карен поднимает голову от листка с записями.
– В чем дело?
– Ни в чем. – Саймон достает мятный леденец. У всех остальных вырывается вздох.
– Саймон, – говорит Даррел Кпюстермен мягким страдальческим голосом – как врач, извещающий пациента, что опухоль неоперабельна. Он сидит рядом с Карен.
Саймон медленно, шурша целлофаном, разворачивает леденец.
–
Саймон кладет леденец в рот и сосет его более энергично, чем требуется, при этом слегка причмокивая.
– Ну пожалуйста, – говорит Даррел. – Мы почти закончили. Давайте напряжемся еще на полчасика, а потом пойдем по домам.
– Ты это еще вчера обещал, – бормочет в сложенные на столе руки Хелен. –
– Но мы же договорились. Последний рывок. Если будут еще какие-то изменения, пусть ими займутся другие. Надо только собраться для последнего…
Дверь открывается, в комнату проникает свет. Все оборачиваются, даже Хелен поднимает голову. На пороге стоит красивый загорелый мужчина, на нем красивый, в мелкую полоску костюм. Саймон не узнаёт его.
– Я не помещал, нет? Блейк Седдон, администрация. – Он улыбается, и сетчатка Саймона надолго фиксирует вспышку. – Решил заглянуть и сказать еще раз, какие вы фантастические работники. Вся администрация знает о вашем самопожертвовании, в том числе и Дэниел Клаусман.
Это вызывает у четверки волнение.
– Дэниел Клаусман знает про нас? – переспрашивает Хелен.
– Он под большим впечатлением. Распорядился, чтобы вам по окончании предоставили все, что вы пожелаете. Отгулы, премия – как скажете, так и будет.
Трое коллег Саймона дружно скалятся. Он не сразу понимает, что они делают, – он уже сутки не видел, чтобы они улыбались. Даже бородавка Карен Нгуен временно прячется за ее носом, и Саймону становится чуть легче дышать.
– А пока… – Блейк смотрит на листок у себя в руке, и Саймону делается плохо. То же самое произошло два часа назад, и за три часа до того, и столько раз, что Саймон уже и счет потерял: кто-нибудь приходит их похвалить, а потом… – Вы знаете, что в график надо ввести вот эти данные за пять лет, не так ли?
Все выпучивают на него глаза. Ничего такого они, конечно, не знали. Когда их задание уточнялось в последний раз, о пятилетней проекции никто не упоминал, и в позапрошлый раз тоже – вообще ни разу, даже когда этот кошмар только начинался и они еще были людьми.
Даррел откашливается. Саймон знает, что будет дальше. Даррел объяснит, в чем дело, а этот, в полоску, нахмурится и скажет, что не понимает, как такое могло случиться; после пяти минут выматывающего душу диалога станет ясно, что их тридцатичетырехчасовая работа практически бесполезна без пятилетней проекции, и все решат, что надо поднапрячься
– Да? – говорит Блейк.
Что-то поднимается по ногам Саймона в торс. Он сам не понимает, что это, пока оно не вливается через правое плечо в руку. За оставшуюся долю секунды он успевает спросить себя, действительно ли ему хочется заехать этому мужику в морду, и его кулак невербально отвечает на вопрос. Блейк с воплем падает навзничь, растягивается на ковре. Саймон спокойно стоит над ним. Он готов пойти дальше и убить Блейка, но сейчас пока наслаждается содеянным.
– Саймон! – визжит Хелен.
Он оборачивается. Смотри-ка, как они рты раззявили. Клоуны.
– Уп! Уп! О господи! – Блейк отползает, пытаясь унять кровь, капающую из носа ему на рубашку.
– Заседание окончено, – объявляет Саймон.
Карен поднимается первая. Другие реагируют медленнее, но тоже встают, отодвигают отсыревшие стулья и тащатся к двери. Потоптавшись на пороге, они обнимаются. Глаза Хелен полны слез. Все выходят из полумрака, щурясь на лампы дневного света.
Джонс, сунув руки в карманы, наполняет легкие воздухом. Утро понедельника выдалось солнечное и свежее – предвестие близкой сиэтлской зимы сочетается с отзвуком прошедшего лета. Джонс прогуливается по плитке у заднего входа в «Зефир». Курильщики, стоящие группками, уже вылезли на первый утренний перекур. Он для того и пришел сюда, чтобы за ними понаблюдать.
Десять минут одиннадцатого. Именно сейчас они всегда собираются, с точностью практически до минуты. О причине Джонс догадался не сразу, но затем понял, что раньше, до сокращения службы доставки, в это время по отделам разносили завтраки. Теперь их привозят от девяти тридцати до одиннадцати (выпечка либо черствая, либо сырая, фрукты холодные и твердые, как ледышки), но курильщики своей традиции не изменили. Джонса, разобравшегося наконец что к чему, это потрясает. Он побывал в разных стратегических точках здания и везде видел одно и то же. Это как зов невидимой сирены, которую никто, кроме них, не слышит. Курильщики, все одновременно, начинают ерзать на стульях, отвечать невпопад, хлопать себя по карманам в поисках сигарет и зажигалок. По одному и по двое они устремляются прочь из своих отделов, заполняют лифты и стекаются к заднему входу. Здесь их настроение улучшается: они улыбаются, здороваются и говорят о вещах, никоим образом с работой не связанных. Пока они тут, более счастливых людей в «Зефире» найти невозможно.
«Что это? – думает Джонс. – Воздействие никотина? Или некурящим тоже не помешали бы такие короткие перерывы?» Надо набрать контрольную группу и попробовать. Если получится, это может войти в новое издание «Системы Омега», и его открытие будет применяться во всем деловом мире.
Но больше здесь болтаться нельзя, иначе он вызовет подозрения. Джонс, испытывая радостный подъем, идет обратно в «Зефир». Распахнув дверь, он сталкивается нос к носу с Фредди.
– Джонс! Ты что тут делаешь?
– Так, подышать вышел. А ты?
Фредди проверяет, не слышит ли их кто-нибудь.
– Ее с утра нет на месте, ну я и решил потусоваться с ребятами.
– Ясно. – Джонс уступает ему дорогу.
– А ты, часом, не разнюхиваешь по-новой? – подозрительно щурится Фредди.
– Чего? А, нет. С этим все.
– Почему? Что-то уже разнюхал?
Джонс героическим усилием воздерживается от слов: «А что?»
– Нет, не то чтобы. Просто решил, что не мое это дело. Мне и своей работы хватает.
