– Что значит, «с белыми глазами»? – подал голос капитан.
– Глебушка говорит, фейс красный, а глаза почти белые. И тату на руке около большого пальца. Птица с крыльями. И озирался все время…
Последнее было плодом буйной фантазии Киры.
Глава 26
След
Мы лежали, обнявшись, на моем диванчике в стиле ампир и бессмысленно пялились на экран телевизора, где шел американский фильм. Герой-супермен в маске, играя мускулами, летал по крышам небоскребов и сворачивал челюсти плохим парням.
На нас снизошел удивительный покой. Просто нирвана. Мы в очередной раз поняли, что созданы друг для друга. Александр был нежен и ласков.
– Мы – одно целое, – говорил он. – Неужели ты до сих пор этого не поняла? И не убегай больше. Все равно не убежишь. И не думай о… других (Это на мои издевки по поводу поклонниц.) Все хотят чуда, даже самого маленького. Я для них это чудо. (Однако!) Я не похож на их мужей, я – загадка, я – другой. И это их привлекает. Но тебя они не должны волновать. (Конечно, ведь наша связь на астральном уровне!) То, что нас связывает, больше, чем любовь. Это… родство душ. (А со Стеллой – тоже родство душ?)
Я по привычке бунтовала, комментируя мысленно его слова, но в глубине души не могла не согласиться. Нас тянуло друг к другу со страшной силой, но я не знаю, любовь ли это. То, что происходит между нами, носит волнообразный характер. Я то покорно склоняю голову, то бунтую. То захлебываюсь от желания, то ненавижу его и стремлюсь причинить боль. Урбан, видимо, испытывает то же самое. Нас притягивало друг к другу и отталкивало одновременно. Почему? Одноименные заряды?
– Супермен – не продукт эволюции человека, – вдруг сказал Александр. – Это самое большое заблуждение! Философский курьез, «народная» идея. Сверхчеловек не развивается из человека, он не «преувеличенный» человек… вроде того, из кино. Он – другой. Маг или святой. «
Я молчала, слушая голос Александра в большей степени, чем его слова. У него… такой голос! Он резонирует во мне, как в пустом сосуде, рождая тонкие дразнящие вибрации… Я протянула руку, погладила Александра по лицу. Он повернулся ко мне…
…Мы любили друг друга, а на экране резвился «народный» супермен. В отличие от истинного, который над моралью, он спасал вдов, сирот и стариков. Довольно однообразно спасал. Без воображения, необходимо заметить…
…Ночью мне приснилась бабушка. Я находилась в церкви, той самой, с голубем, и старая женщина в углу, которую я едва заметила тогда, оказалась моей бабушкой. Она по-прежнему стояла в углу, но на сей раз словно освещенная сверху косым лучом света. Далеко под куполом вился кругами в поисках выхода плененный голубь. Крылья его с печальным звуком ударяли в стены. Бабушка смотрела на меня молча. Лицо у нее было задумчивое.
– Бабулечка, – обрадовалась я, – не знала, что это ты. Ты вернулась?
Она покачала головой – нет.
– Бабулечка, пойдем домой.
Она снова покачала головой.
– Ты здесь теперь живешь?
Она кивнула. Почему-то ни я, ни она не делали ни малейшей попытки подойти друг к другу.
– Можно я останусь с тобой? – спросила я.
Она, пристально глядя на меня, снова покачала головой.
– Что? – Мне показалось, она хочет что-то сказать.
– Уходи, – произнесла она едва слышно.
– Куда? – удивилась я.
– Совсем. Уходи совсем.
– Куда? – повторила я, вглядываясь в темный угол церквушки.
Луч погас, стало совсем темно, и уже ничего нельзя было разглядеть…
«В каком смысле «уходи совсем»? – думала я, шагая на работу. – Как это понимать? Бабушка хочет предупредить меня о чем-то? О чем? Спасти? А куда уйти?»
Ни до чего путного не додумавшись, я переступила порог родного заведения. Стас при виде меня шмыгнул к себе в комнату, как нашкодивший кот. Все старательно делали вид, что безумно заняты. Как же – хозяин вернулся, отдохнувший, с новыми силами. Не сегодня завтра жди пополнения – какую-нибудь новую юную нахалку. Меня передернуло при мысли о Романе. Раньше он не вызывал во мне протеста, теперь же меня просто трясло от одной мысли о нем. И в первый раз я подумала, что не хочу больше ни видеть его, ни работать с ним. Мысль эта так мне понравилась, что я тут же дала себе слово: как только закончится вся эта… история, рвану отсюда, только пятки сверкнут. Хватит с меня Романа и его девочек. Хватит!
С трепетом я проверила почту. Пусто! На миг я почувствовала удивительную легкость – неужели конец? Он, как вампир, напился крови и успокоился? Он не ответил на мое письмо – то, которое мы сочинили вместе с капитаном. Где было всего три коротких предложения: «Я не понимаю. Что такое «анапелис»? Кто вы?»
День прошел на удивление быстро. Роман, надувая щеки, потребовал отчет за последние три недели, сидел, изучал с умным видом. В двенадцать вызвал меня к себе, спросил:
– Ну, как? Что там у полиции? Ничего нового?
Я ответила, что мне это неизвестно. Следователь не приходил, никого из нас не вызывал. А если его, Романа, интересуют городские… слухи, то баба Броня готова с отчетом. Бьет копытом. Она подружилась с теткой Динки, и та ей рассказывает, как ловят убийцу. Держит в курсе. Роман озабоченно покивал. Он действительно поправился, физиономия – как мяч, и двойной подбородок.
Походив вокруг да около, Роман поинтересовался, о чем мы говорили с Ларисой, когда обедали. И вообще, где были и что делали. Дрянь, а не мужик! Мало ему, что я разбираюсь с его девками, так еще должна и о разговорах с женой доносить. Я сдержанно ответила, что Лариса расспрашивала о Динке. Он испытующе смотрел на меня – подозревал, что я могла проболтаться о его отношениях с жертвой. Я уставилась на него в упор, и он не решился спросить напрямик, так ли это.
Вечером меня встретил Александр и пригласил поужинать в «Прадо». Я спросила, с чего вдруг так торжественно – «Прадо» славится не только кухней, но и ценами. Он ответил, что сегодня ровно месяц, как мы познакомились. И эту дату нужно отметить. Неужели только месяц? Мне казалось, много больше. И столько событий… Невольно я вспомнила Стеллу. Александр молчал, был подавлен, хотя и пытался шутить. Мы оба думали о Стелле. Я уже не чувствовала ревности. Мне было до слез жаль, что ее больше нет. Я взглядывала украдкой на чеканный профиль Александра. Потом положила руку на его плечо. Он тут же обнял меня, прижал к себе, потерся щекой…
Разговаривать нам не хотелось. Есть тоже не хотелось. Мы пили вино, и Александр время от времени подносил к губам мою руку. Людей было немного. Пианист во фраке мягко перебирал клавиши.
– Ты так много для меня значишь, – произнес вдруг Александр. – Ты замечательный человек, Ксенечка. Ксеня… Ты – избранная… Да, да, я не шучу, – добавил он поспешно, заметив, что я собираюсь возразить.
«Девственница в венке», – вспомнила я слова Регины. Мне не нравилось его настроение. Хотя если подумать, то радости в нашей жизни за последний месяц было совсем мало. Вернее, ее не было вовсе.
– Все будет хорошо. – Я положила ладонь на его руку. – Все проходит в конце концов.
– Ты права, Ксенечка, – ответил он. – Все проходит. Я благодарен судьбе за то, что мы встретились.
Терпеть не могу пафоса, но Александр сказал это так просто, что мне не к чему было придраться. Я подумала, что мы действительно могли не встретиться, и почувствовала боль. Александр вошел в мою жизнь как некая закономерность. Мы были как две детали машины или прибора, назначение которых не знали. Я, во всяком случае. Детали сцепились, и механизм заработал – и только Богу одному известно, что получится в результате.
…Мы шли домой, держась за руки. Стоял мягкий, теплый и влажный вечер, уже вполне осенний. Так не
