— Где ваш муж теперь? — спросил Кейт.
— В тюрьме, это ужасное, грязное место, сэр. Я ходила повидать его, но ничего ему не передала, потому что мне не позволили. Тюремщик разрешил нам только минутку побыть вместе. Я сказала ему, что собираюсь к вам, сэр. К вам и к Пру. Говорят, что суд состоится завтра!
— Всего лишь магистратский суд, — сказал Кейт. — Если его объявят виновным, то будут держать до судебного разбирательства. Но я обо всем позабочусь. Не беспокойтесь.
— Но что вы можете сделать? — всхлипывала Хетти. — Закон есть закон, они нашли в его сумке, которую он повесил в конюшне, придя на работу, три гинеи и какие-то вещи. Вы ничего не можете сделать. Никто не может.
— Хетги, мой муж — граф Малзард, — сказала Пруденс. — Прости, что не сообщила тебе, но мы пока не хотели об этом распространяться.
— Граф?!
Хетти отреагировала с тем же недоверием, что и Пруденс, когда Кейт ей в этом признался, но сейчас он куда больше походил на графа.
— Боже милостивый! — прошептала она с благоговейным трепетом. — Но, Пру, это значит… Ты теперь миледи?
— Боюсь, что так.
— Боже правый!
— Я для тебя по-прежнему Пру, но ты увидишь, что мой муж обладает достаточной властью, чтобы исправить дело.
Хетти смотрела на него, хлопая глазами, потом расплакалась на груди у Пруденс.
Священник подошел спросить, не нужна ли помощь, но смотрел неодобрительно. В любом приходе не любят бродяг, ждущих помощи из местных фондов, когда средств не хватает на своих бедняков. Пруденс хотела забрать Хетти в Кейнингз, но где ее там устроить? Наверняка не в какой-нибудь роскошной спальне. Есть ли в поместье свободные коттеджи?
— Миссис Ларн и ее дети поедут с нами в Кейнингз, Ловлей. Есть какая-нибудь свободная карета?
— Да, милорд, — ответил изумленный священник.
Дремавшие дети не проснулись, когда Кейт поднял их.
Пруденс взяла Тоби, обняла подругу и повела к карете.
— Мы слишком грязные для таких роскошных сидений, — с опаской отступила Хетти.
— Чепуха, Хетти. Садись. Все будет хорошо. Мы найдем, где тебе отдохнуть и поесть. Когда ты ела в последний раз?
— Перед выездом. — Хетти в напряженной позе сидела на парчовом сиденье: — Денег у меня нет. А люди в провинции не слишком добры к незнакомцам.
— Да, если они похожи на бродяг, — признала Пруденс.
Стоунхаусы проявили щедрость к Пруденс и Кейту, но к этой группе оборванцев отнеслись бы более настороженно. И тому имелись причины. Частенько такие люди в лучшем случае оказывались мелкими жуликами, а в худшем — настоящими ворами.
— Мой отец оплакивал разрушение монастырей, — сказала Пруденс, — лучшие из них помогали всем и могли справиться с воровством и другими проблемами.
— А сейчас этим занимаются приходы на средства местных налогоплательщиков. Естественно, они не слишком хотят решать проблемы других. На практике трудно быть настоящим христианином, правда?
«Зато ты настоящий христианин, Кейт, — подумала Пруденс, — при всем твоем происхождении и привилегиях». И все-таки она по-прежнему задавалась вопросом, где разместить Хетти и детей.
В Кейнингзе Кейт распорядился, чтобы карета подвезла их к северному крылу.
— Тут найдутся свободные покои, — сказал он Пруденс. — На время они подойдут.
Он даст Хетти кров в главном доме? Это больше, чем она ожидала, но все-таки вздрогнула от того, как могут отреагировать другие обитатели. Как сестры Кейтсби, мистер Оптимус Гуд и мистер Коутс ответят на такое соседство?
Пруденс пыталась отбросить страхи. Кейнингз ее дом, ее и Кейта, и они могут распоряжаться тут, как пожелают. Она только молилась, чтобы благоговейный трепет не довел Хетти до того, что ей будет тут неудобно.
Хетт изумили комнаты, она, конечно, нервничала, но забота о детях перевесила. Кейт собирался уложить их в кровать, но Хетти сказала:
— Можно мне сначала вымыть их, Пру? Они ведь перепачкают простыни.
— Конечно, — ответила Пруденс, но не увидела здесь колокольчика.
— Я кого-нибудь пошлю.
Кейт мягко опустил детей на диван.
— Диван будет труднее отчистить, чем простыни! — воскликнула Хетта, когда он вышел.
— Его это не волнует. Он думает только о том, что дети лучше уснут в чистоте.
— Ох, Пру, что за чудесный человек! Но это неправильно, что я здесь…
— Конечно, правильно. Ты моя гостья.
Служанка, такая же молоденькая, как Карен, и с таким же скромным положением, принесла кувшин горячей воды, следом за ней вошла другая с холодной водой. У обеих округлились глаза, но служанки не выказали никакого высокомерия.
Пруденс поблагодарила их и послала первую за едой.
— Пожалуйста, что-нибудь простое, что можно быстро приготовить. И миску воды для собачки.
Тоби устал, как и дети, и было свернулся калачиком рядом с ними, но ему всюду нужно сунуть свой нос. Кругом столько нового!
Пруденс помогла вымыть детей, которые едва шевелились, и чуть не заплакала, увидев мозоли на ногах Уилла.
— Он никогда не жалуется, — сказала Хетти, целуя волдырики. — Храбрый маленький мужчина.
— Подозреваю, что и у тебя мозоли, — заметила Пруденс.
— Да, но я-то понимаю, что это неизбежно. Однако не уверена, что это понимает Уилли.
Они уложили детей в большую кровать и пошли в гостиную, где уже был накрыт стол — хлеб, мясо, сыр и маленький кувшин пива.
— Хетти, когда дети проснутся, пошли за молоком и всем, что им нужно.
— Как? — спросила Хетти.
— Отличный вопрос. Я сама в этом с трудом разобралась. Я устрою, чтобы тебе тут помогала служанка и бегала по поручениям.
— Ох, Пру…
— Не возражай. Другого способа нет. Это огромное здание.
— Если ты считаешь, что так лучше… — Хетти отпила большой глоток пива. — Мне ведь полагается называть тебя «миледи», верно? Ты такая важная дама…
— И не вздумай, — поддразнила Пруденс. — Иначе я буду называть тебя Хестер. Я рада, что ты обратилась ко мне, Хетти. Думаю, я знаю причину твоих несчастий, все это нацелено на меня, и наше с мужем дело — все уладить, что мы и сделаем.
— Он ведь такой, правда? — Хетти откусила хлеб. — Из тех, кто добивается своего, как и мой отец.
Сравнение вызвало у Пруденс улыбку, но это была правда, такое качество не зависит от ранга.
— Да, такой. Чувствуй себя здесь свободно, Хетти, ты моя первая гостья и очень дорога мне.
— Я?
— Ты. — Пруденс сообразила, что это правда. Хетти ее подруга, и хотелось, чтобы она была рядом. — Ты добрая, честная и сильная, — сказала она. — И я скучаю по твоему овсяному хлебу.
— Да будет тебе! — усмехнулась Хетти. — Ведь у тебя теперь такая прекрасная еда…
— Мне здешняя еда очень нравится, но иногда еда больше чем просто еда.
Пруденс вышла из комнаты со странным чувством раскрепощенности. Не только потому, что теперь рядом с ней подруга — подруга, которая значила для нее больше, чем она сознавала, но и потому, что
