Глава тринадцатая
После обеда Бахтияров пригласил гостей послушать призывную песню, которую должен был исполнить в их честь шаман Прокопий Анямов. Виктор заметил, что Константинов удивился и обрадовался, и спросил его, когда они вышли из дома, что бы это значило. Тот рассказал, что этими песнями манси призывают духов и богов на землю и просят о защите.
Бахтияров провел их к другому дому, который был больше его собственного. Внутри собралось много народу, наверное, вся деревня; они сидели на полу и терпеливо ждали. Все заулыбались вошедшим, особенно дети, во все глаза смотревшие на гостей. Те тоже улыбнулись в ответ и расселись по местам, которые были оставлены для них.
Один из деревенских встал и вышел в центр комнаты. Это был тот самый древний старик с лицом, напоминавшим замшелый камень, которого Виктор заметил в деревне раньше. Мощным голосом старик запел — его резонирующие в нос завывания пересиливали громкий вой ветра среди деревьев. Он пел по- русски, и Константинов заметил своим спутникам, что это очень большая честь для них.
Шаман продолжал петь, и Виктор чувствовал, как слова песни проникают в мозг, искушают, заманивают в ловушку создаваемых образов:
Прокопий закончил петь, и Виктор сказал Константинову, что это была одна из самых красивых песен, которые ему доводилось слышать.
— Хотя я не уверен, что понял ее значение, — добавил он.
— Эта песня адресована божеству Мир-суснэ-хуму, чье имя переводится как «смотрящий за миром», — ответил Константинов шепотом, — в песне описывается его жилище рядом с рекой Обь. Шаман просит Смотрящего за миром защитить нас.
Бахтияров сказал что-то на своем языке человеку, который сидел рядом с ним, и тот достал большой глиняный кувшин и начал разливать белую жидкость по чашкам, которые он раздал по кругу.
— Что это? — спросила шепотом Вероника у Константинова.
— Это перебродившее молоко кобылицы. Но предупреждаю: к этому вкусу надо привыкнуть.
— Похоже на то, — пробормотала Алиса, принимая чашку с кислой улыбкой.
Оно оказалось не так плохо на вкус, как опасался Виктор, хотя рецепта он бы просить не стал. Кислая улыбка Алисы тоже исчезла, когда она отпила глоток. Напиток был к тому же очень крепким, так что Виктор, выпив до дна, захотел выйти подышать свежим воздухом.
Когда он начал извиняться, деревенские снова заулыбались, кое-кто даже громко рассмеялся.
— Может, вам не стоило пить? — сказал Бахтияров, что вызвало еще больший смех.
— Думаю, да, — ответил Виктор, поднимаясь на ноги и пошатываясь. — Прошу меня извинить…
«Боже мой, зелье какое-то!» — подумал он, выйдя из дома и глотнув морозного вечернего воздуха. Несколько минут он ходил взад-вперед, пытаясь освежить голову и рассматривая деревянные домики, которые жались друг к другу, словно лесные обитатели, сбившиеся в стаю, чтобы согреться. Ветер стих совсем, и деревья вокруг в своих меховых шубах из инея и снега стояли не шелохнувшись.
Вдруг приглушенные голоса за его спиной сделались громче — это открылась дверь, и из нее вышла Алиса, закуривая сигарету.
— Лучше возвращайтесь, а то пропустите следующий круг, — сказала она.
— Да ни за что! — рассмеялся он.
Алиса глубоко затянулась, глядя на него сквозь дым. Она улыбалась ему, но улыбка ее была скорее насмешливой, чем добродушной. На ее красивом лице подобное выражение выглядело потрясающе, и Виктор в смущении отвернулся, чувствуя, что сердце начинает биться чаще.
— Виктор, а как вы стали репортером в газете?
— Почему вы интересуетесь?
Она пожала плечами:
— Если всю следующую неделю нам предстоит работать бок о бок, было бы неплохо узнать вас
