медицинской профессии до водопроводчика.
Следует ли отвергать что-либо полезное из-за того, что несколько людей это полезное дискредитируют или оно идет против главного течения? Я думаю, не следует. История доказала ценность СЗ точно так же, как и его недостатки. Она доказала также готовность некоторых отстаивать то, во что они верят.
На ум приходит стойкий и вызывающий Джон Ди. Он бросил вызов гражданам Англии, потребовав судить его как колдуна. Он даже шесть месяцев был в заключении за «бесстыдную и пустую практику вызова духов». Тем не менее он продолжал пристально вглядываться в свое обсидиановое зеркало, мужественно фиксируя в записях сообщения духов, с которыми он общался.
Можно лишь удивляться, почему такой видный интеллектуал Англии времен королевы Елизаветы рисковал своей репутацией. Не сделало ли это его жизнь более трудной? Да, сделало. Но он жаждал полного знания и потому хотел узнать о себе и об окружающем мире как можно больше. Осмеяние мало что значило для человека, записавшего в дневнике: «Я могу и должен прежде всего открыто признать, в Правде и в Искренности, что цель, которую я предлагаю себе, состоит не в удовлетворении любопытства, а в делании добра».
СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОМАНТЕУМ
Те, кто дремлет днем, познают многие вещи,
которые ускользают от дремлющих только ночью.
Изучив историю СЗ, я решил попытаться инициировать зрительные свидания с умершими на греческий манер.
Я выносил процедуру, которая, по моему разумению, может вызвать «видения» умерших у живущих людей. Оставался вопрос безопасности такой процедуры. Доктор Уильям Ролл, один из ведущих экспертов мира по моей теме, сообщил, что ему ни разу не встретился случай, когда бы привидения навредили кому бы то ни было. Напротив, в отличие от художественной литературы и фильмов ужасов, в его практике эти опыты всегда были полезны тем, что смягчали горе или даже снимали его.
Первое, что было нужно для осуществления процедуры, так это особая внешняя среда. Я превратил верхний этаж моей старой мельницы в Алабаме в современный психомантеум. Это была модернизированная версия древнегреческого устройства, и назначение у него было то же — видение призраков умерших.
В сторонке была комната, служившая камерой видений. В одном конце комнаты на стене было закреплено зеркало в четыре фута высотой и три с половиной фута шириной. Нижний край зеркала отстоял от пола на три фута.
Легкое удобное кресло могло быть отрегулировано так, чтобы макушка головы находилась в трех футах над полом. Кресло располагалось приблизительно в трех футах от зеркала и было немного отклонено назад. Это делалось и для удобства, и чтобы «пристальный глядетель» не видел в зеркале своего отражения. Угол наклона кресла обеспечивал ясный глубокий обзор зеркала, которое отражало только темноту позади вглядывающегося. В результате в зеркале было видно только кристально чистое пространство темноты.
Это пространство темноты обеспечивалось черным бархатным занавесом. Ткань висела на изогнутом стержне, это позволяло окружить ею зеркало и задрапировать кресло, что и образовывало камеру. Внутри этой камеры видений, непосредственно за креслом, размещался небольшой светильник из окрашенного стекла с лампочкой в пятнадцать ватт. Внешний свет задерживали ставни и плотные оконные занавеси, и когда светильники в комнате выключались, только эта лампочка и освещала комнату.
Простая, едва освещенная комната, затемненное окружение, ясная глубина зеркала — это была идеальная внешняя среда для СЗ. Я был готов проверить свои теории.
Первый вопрос был такой: могут ли привидения умерших близких быть инициированы нормальными, здоровыми людьми? Чтобы ответить на этот вопрос, я собрал десять человек, которые готовы были уделить эксперименту необходимое время.
Как и в большинстве экспериментов такого рода, подопытные должны были соответствовать определенным критериям: они должны быть зрелыми людьми, интересующимися человеческим сознанием; они должны быть эмоционально устойчивы, скрупулезны и уметь выражать свои мысли; никто из них не должен иметь умственных или эмоциональных расстройств, которые могли бы уменьшить вероятность отрицательной реакции на процедуру; никто из них не может иметь склонность к оккультной идеологии, ибо такая склонность усложнила бы анализ результатов.
Я контактировал со многими известными мне-людьми, которые отвечали этим критериям. Среди них были адвокаты, психологи, медицинские работники, студенты и люди других профессий.
Каждого я детально знакомил с проектом. «Мы пытаемся вызвать видение призраков умершей личности, с которой вы были близки и которую были бы рады снова увидеть», — говорил им я. Я просил их подобрать несколько памятных вещей, принадлежавших умершей личности и напоминающих о ней. Эти вещи им следует взять с собой в психомантеум в день инициации видения.
Затем я составил расписание сессий, так чтобы работать только с одним подопытным. Каждому было предложено прибыть в десять часов утра в назначенный дейь и захватить с собой памятные вещи, а если возможно, и фотоальбом. Я просил их также одеться в свободную одежду и обуть комфортную обувь.
Я не возражал против легкого завтрака, попросил их воздержаться в тот день от кофе, чая или других содержащих кофеин напитков.
По прибытии подопытного, мы совершали неторопливую прогулку на природе. Во время ее мы разбирали мотивацию попытки увидеть замершего. Я предупреждал, что гарантии увидеть призрак нет. Это, конечно, была правда, обещать видение не было ни малейшей возможности. Кроме того, я хотел полностью снять давление обязательности видения. Такое давление могло вызвать беспокойство и тем самым снизить шансы на успех.
После прогулки мы съедали легкий ленч, состоящий из супа, салата, фруктов и фруктового сока, усаживались и беседовали. Мы долго и скрупулезно обсуждали личность умершего и отношения между ними двумя. Мы разбирали тип личности умершего, внешность, привычки — практически все.
Обычно подопытный приносил важные предметы памяти. В разговоре эти вещи были как раз между нами, и мой собеседник часто к ним прикасался.
Некоторые вещинапоминания были очень трогательны. Сын принес рыболовные снасти отца. Женщина принесла шляпу сестры. Один из моих сотрудников сделал очень комфортную
наклонную лежанку с наушниками. Она очень подходила для релаксации под музыку. Мелодия пронизывала тело подопытного благодаря проводимости костей, и я использовал это приспособление в работе, наверное, с половиной моих подопытных, чтобы углубить их расслабление.
Подготовительный этап длился до сумерек, а затем подопытного отводили в камеру видений, выключали все освещение, кроме маленького светильника. Подопытному предлагали пристально вглядеться в зеркало, расслабиться и освободить свой мозг от всего, кроме мыслей об умершем. Вглядывающийся мог оставаться в камере сколько захочет, но его просили снять часы, чтобы исключить желание узнать время. В соседней комнате находился мой помощник, готовый оказать любое необходимое содействие. Когда подопытный выходил из камеры, проводилось длительное собеседование о происшедшем. Позволялось дать волю чувствам и обсуждать ощущение опыта до тех пор, пока ничего не оставалось необсужденным.
Эти сессии продолжались иногда более часа, но я взял за правило не вмешиваться и не поторапливать подопытного. Именно он решал, когда закончить собеседование.
Типичным был случай с мужчиной, желавшим увидеть свою мать. Он пришел ко мне, услышав в Нью-Джерси мое сообщение о возможностях СЗ.
