Немало пришлось поломать голову и над устройством вакуум-камеры. Новообразованная материя должна какое-то время удерживаться во взвешенном состоянии, с тем, чтобы не вступать в реакцию с обычным веществом.
Но в конце концов всё разрешилось. Испытательная система состоит из четырех блоков: дизель-генератора, ультраускорителя, генератора гравитационных волн и собственно гразера — усилителя этих волн.
Поначалу меня больше всего беспокоила масса, в особенности первого и второго блоков. Для разгона частиц требуется значительная энергия. После нескольких неудачных попыток мне всё же удалось через цепь каскадных преобразователей найти вариант, обеспечивающий наиболее оптимальное соотношение между размерами, массой и мощностью.
После некоторых размышлений я пришел к выводу, что первую серию опытов лучше проводить не в пещере. Кто знает, к чему может привести направленный волновой импульс? Гравитационный луч — полнейшая загадка. Нельзя исключать обвалов, подвижек горных пород и даже землетрясений.
Какое-то время я колебался — стоит ли уделять внимание защите от радиации, вполне возможной при активизации вакуум-камеры. Здесь много неясного, и только практические шаги дадут ответ. На первых порах я решил защитных мер не предпринимать и ограничился счетчиком радиоактивности. В случае же опасности эксперимент можно прервать.
На днях надеюсь завершить подготовительную часть. Мой гразер должен сыграть роль гвоздя, который проткнет пространственную перегородку и высветит частицу самой сокровенной из тайн. Каким же предстанет передо мной «Мир иной»? Удастся ли хоть что-то почерпнуть оттуда? И хватит ли сил удержать в повиновении стихию? Вот что больше всего пугает!.. Идея переполнила меня. Искушение заглянуть в «никуда» живет во мне, питает плоть, оттачивает разум. Наверное, моя любовь к гразеру в чем-то неестественна. В ней есть доля чувств гробовщика к домовине, которую он готовит для себя, почему и с особой заботливостью счищает заусенцы, тщательно выделывает орнамент, гладит отполированные доски, любуясь совершенством угловатых форм.
Чего скрывать перед собой! Иногда мне становится жутковато и как-то по-особому неуютно при виде своего детища. Особенно когда я вижу за окном фланирующих ублюдков, недоносков, отморозков. У меня почему-то всё чаще возникает подозрение, будто там, внутри, скрывается нечто такое, чего я не вкладывал… а может, и вложил, сам того не ведая, но с целью совершенно обратной назначению ЧЕГО-ТО. Но чего?.. Устройство гразер-системы я помнил наизусть и мог с закрытыми глазами проследить путь каждого проводника, воспроизвести место каждой детали. Ошибки быть не могло. Схема полностью отвечала первоначальному замыслу. Никаких излишеств или недостатков я не обнаружил. И всё же… Постоянно задаю себе одни и те же вопросы, но так и не могу понять, откуда берутся сомнения и как их увязать с общей верой в успех? Что это — обычные сомнения, присущие первооткрывателю? Своего рода предстартовая лихорадка? Или что-то другое?.. Нет, надо еще раз всё перепроверить. Нельзя уподобляться мотыльку, который в порыве экзальтации порхает над свечой.
9 марта
Сегодня воскресенье, и я решил передохнуть. В прошлую среду звонил Эрмаху, предложил встретиться. Теперь, когда теоретическая часть работы завершена, я вынужден изыскивать пути для ее практического осуществления. Своих денег нет, рассчитывать на чью-то помощь тоже не приходится.
На Эрмахе я остановил выбор не случайно. Во-первых, мы давно знакомы, хотя и видимся нечасто, а во-вторых, у меня нет причин сомневаться в его добропорядочности. Он неглуп, неплохо разбирается в теории поля и мог бы оказаться ценным консультантом в некоторых, особо тонких вопросах. В последний раз он произвел впечатление преуспевающего человека и, что немаловажно, полностью отдавал себе в этом отчет. Нельзя сказать, что нас связывали дружеские узы. Но тем не менее между нами было много общего, что, в свою очередь, объединяло и открывало путь к взаимопониманию. У Эрмаха я рассчитывал получить кредит, а заодно прощупать его как возможного компаньона.
Мы встретились на следующий день в ресторане под названием «Волосы Вероники». Эрмах выглядел прекрасно и, казалось, был искренне рад встрече. Он взял на себя роль распорядителя, чему я был весьма обязан, заказал ужин и, не торопясь, обстоятельно, стал расспрашивать меня о житье. При этом он вел себя так, будто мы только вчера расстались, а главное — ничуть не удивился моему звонку.
Я в полной мере оценил его деликатность и, отвечая на вопросы, одновременно обдумывал, как бы поудачней направить беседу в деловое русло. Вскоре Эрмах заметил мое полурассеянное состояние и выжидательно замолчал.
Я не стал разыгрывать принятую в таких случаях партитуру обхаживания, а сразу сказал, что мне нужны деньги. Под расписку… под проценты… в общем, как угодно, лишь бы побыстрее.
Эрмах тотчас смекнул, что дело непростое. За время знакомства мы ни разу не затрагивали финансовых вопросов, никогда не касались темы взаимных услуг. Более того, раньше в нашем кругу такая просьба выглядела бы, по крайней мере, неприлично.
Но сейчас я не испытывал неловкости и даже наоборот, считал, что сам оказываю ему услугу. Наверное, выражение моего лица, голос, поведение отражали в тот момент всю глубину охвативших меня чувств. Возможно, на него подействовало еще что-то. Не знаю. Но в ответ не последовало немедленного отказа. А это уже следовало расценивать, как маленькую, но весьма существенную победу.
— Зачем тебе деньги? — после некоторых раздумий спросил он, понимая, что речь идет о немалой сумме.
Я изложил кое-какие детали, естественно, не касаясь главного. Но, даже узнав малую толику тех дел, которые я задумал, Эрмах был поражен.
Не скрою, тогда я испытывал истинное наслаждение и в полном смысле упивался минутой триумфа. На его лице с выразительностью профессионального мима отразилась вся гамма чувств: от полной растерянности вначале до изумленного недоверия и далее к неподдельному вниманию.
Я был предельно собран и ограничился лишь поверхностными высказываниями, не более. Но Эрмах без труда догадался о существовании готовой схемы преобразовательного комплекса и готовящихся экспериментов по усилению гравитационных волн. Надо отдать ему должное. Он не стал выпытывать моих секретов, а прямо заявил, что суммы, необходимой для постановки столь серьезных работ у него нет. Правда, заметив мою реакцию, он вызвался переговорить с одним влиятельным человеком и заручиться его поддержкой.
Признаться, я не ожидал такого поворота. Мне почему-то казалось, что Эрмах клюнет на перспективу сотрудничества. Поскольку я понятия не имел, как вести себя дальше, то не возражал и только попросил охарактеризовать этого счастливчика-мецената, а лучше всего — свести с ним, как только представится возможность.
Но Эрмах заявил, что в таких делах лучше не задавать лишних вопросов. Если понадобится, он согласен выступить в роли посредника, если нет — встреча состоится напрямую, без свидетелей.
Оставалось только понадеяться на его слова, а значит, положиться на неизвестных лиц. Либо отказаться. Не знаю почему, но тогда мне показалось, что Эрмах был чем-то смущен и всячески старался это скрыть. Тем не менее я уловил перемену в его настроении… да и в своем тоже…
Повторно договорились созвониться в субботу. Остаток вечера досиживали через силу. Каждый держал свое при себе. Было видно, что моя информация Эрмаха заинтересовала. Но в то же время что-то ему мешало, не давало заняться обсуждением столь интересующих нас вопросов. Я мог только догадываться, о чем он думал. Это уже был не тот человек, который всегда с одинаковой легкостью болтал о чем угодно. Он боялся меня отпугнуть — это было ясно, потому и не лез с расспросами. По логике вещей он
