бы его не было так много.
Но сегодня я знаю, кто пришел.
Нажимаю кнопку домофона. Вскоре в дверях появляются двое мужчин в рабочих халатах, они несут первые коробки. Большое кресло в картонной упаковке. «ИКЕА» — написано на ней синими буквами. Пусть поставят в гостиной.
Я целый день потратил на покупку мебели. Новый диван, новый столик. Обеденный стол. Записывал номера, тебе правда нравится, Мартин? Какой больше: желтый или голубой? Потом мы ели в кафе тефтельки с картошкой и брусничным вареньем. Я выпил чашку кофе, а Мартин съел большую порцию мороженого со взбитыми сливками. После мы отправились в отдел детской мебели.
Большая деревянная кровать в форме гоночного автомобиля, светло-голубая. На нее он сразу запал. А шторы выбрал, потому что они назывались «Дикая собака».
Вот вносят диван, поставьте на кухне. Я потом освобожу место.
Гостиная и прихожая заполняются большими коробками, я подписываю квитанцию.
Начинаю с нового дивана. Мартин помогает снять упаковку. Это трехместный черный кожаный «Крамфорс». Выбор был между ним и коричневым «Хамра». Но этот больше. Удобнее засыпать. И дороже. Мы не знали, какой выбрать, для окончательного решения нам не хватало женского совета, и поэтому взяли тот, что дороже. Может, это безвкусно. Какой возьмем, солнышко? Тот, который дороже. Но мы годами демонстрировали хороший вкус бедности.
Он помогает прикручивать ножки к дивану. Старый отправляется в прихожую. Мартин говорит, что устал; можно он сделает маленький перерыв? Сидит на новом диване. Большой кожаный диван, маленький мальчик. Я говорю, что у меня для него есть сюрприз. Пусть посидит. Когда я, достав из шкафа коробку, подхожу к дивану, он от нетерпения уже совсем сполз на краешек, глядит во все глаза. Распаковывает подарок. Конечно, он играл на «плей-стейшн», но эта приставка — его собственная. Он убивает зомби, а я тем временем собираю журнальный столик «Ивос» со стеклянной столешницей и полочкой для журналов. Он несется в красном гоночном авто по мокрой от дождя улице, а я прикручиваю ножки к нашему новому обеденному столу «Эдефорс» из солидного, лакированного дуба. Когда я дошел до тумбы под ТВ «Фриель» — не просто тумбы, а стойки под аппаратуру, — когда я прикрутил к ней колесики, он уже спал на диване, продолжая держать палец на кнопке. Завтра я возьму выходной, и мы вместе соберем его мебель.
После того как я занялся продажей героина, мы стали именно такой семьей, какой нам всегда хотелось быть.
Пакетики — у меня в кармане.
Карстен ждет у Центрального вокзала. Он нервничает. Похоже, ему очень нужно то, что у меня в кармане. Деньги готовы, он и не пытается торговаться, не сегодня. Мы вместе идем по улице. Он говорит:
— Где ты был?
— Тебя не касается.
— Да нет… нет, я просто подумал…
— О чем?
Он говорит:
— Я могу на тебя работать. Я могу продавать по десять-двенадцать чеков в день. Может, больше. А ты будешь отдыхать, слышь? Я буду работать.
— Хорошо, — говорю. — Я подумаю.
Дальше иду один. Только теперь замечаю, как устал. Не спал ночью.
Думаю: у меня есть деньги снять комнату в отеле. В кармане достаточно денег, чтобы снять комнату и поспать пару часов. Хоть немного выспаться. А потом — за работу. Продам все, поеду домой, возьму еще. Просто немного посплю. В «номерах». Зароюсь головой в подушку, почувствую запах моющих средств, которыми отстирывали сперму и кровь.
Но я здесь не для того, чтобы спать. Я здесь не для того, чтобы деньги тратить. Я здесь затем, чтобы их зарабатывать.
На красные гоночные машинки.
На жизнь, в которой папа не погружает канюлю в ватку, а потом колет себя в шею.
Я продаю одну дозу шлюхе на Истедгаде. Она выглядит так же устало, как и я. Практически отсутствует. Как в тумане. Спрашивает, берет, платит. Не отложила на утреннюю дозу, пришлось срочно найти клиента, пока не начался тремор. Есть какой-то анекдот. Про тремор… Не помню.
Иду дальше. Дойду до Энгхаве-плас, выпью крепкого кофе, прежде чем пойти обратно. Может, две. Иду медленно. Чтобы заметили, чтобы покупателям не надо было за мной бежать. Для наркоманов я — как те люди, которые стоят у магазинов. С табличками спереди и сзади. Лучшая цена, лучшая цена! Покупайте героин здесь!
И вот я чувствую это. За мной кто-то идет. Не покупатель. Я уже чувствую руку на плече.
Это с недосыпу. Уверен, почти. Такое же ощущение у меня было вчера утром на выходе из дома.
Я думаю о кофе.
Вознаграждении, которое последует, когда я дойду до конца улицы.
Думаю о круассане. Может, съем круассан. Найду такое кафе, где рядом с кофе обязательно кладут шоколадку. Черный итальянский шоколад, упакованный в желтую или красную блестящую бумажку. Такой, который успевает подтаять еще до того, как его развернут.
Я заставляю себя идти медленнее. Не беги, не беги.
День холодный, но, пока я дохожу до кафе, успеваю весь вспотеть. Мне даже трудно, не пролив, донести чашку с кофе до столика у окна.
Делаю большие глотки горячего напитка, читаю газету.
Беру еще чашку и смотрю в окно.
По ту сторону оконного стекла как будто бы идет плохое кино.
Нереальное. Фантастическое.
И все же такое ощущение, что за мной наблюдают. С улицы.
Мне не надо запрокидывать голову и смотреть в потолок, чтобы увидеть этот фильм:
Я бегу.
Бегу, бегу. В джинсах трутся суставы. Ботинки слишком плоские. Совсем немного пробежал, а уже задыхаюсь.
Позади слышен крик. Стук подошв по мостовой.
Треск радио.
Зверь. Гонят зверя. Улица Эленшлегера упирается в Энгхаве. Зверь бежит.
В этом фильме я не оглядываюсь. Бегу сломя голову.
Перебегаю дорогу, слышу звук тормозов. Металл и резина.
Бегу по переулку, перекидываю пакетики через высокий забор и бегу дальше.
Бегу по двору. Мимо детской площадки.
Мимо Планетария.
Я у Озер. Бегу дальше.
«Озерный павильон», легкие болят. Кашляю и бегу.
Этот фильм не обязательно досматривать. Выхожу в туалет, вынимаю оставшиеся пакетики. Потом я буду себя ненавидеть. Но сейчас испытываю облегчение.
Я нахожу Карстена у церкви. Он пьет йогурт. Действие дозы, которую я ему сегодня продал, потихоньку проходит, голова у него, похоже, ясная.
— Будешь на меня работать?
— Да, конечно, черт возьми. Ты не пожалеешь.
— Надеюсь, что так. Найди Желтого Джимми, скажи, я хочу с ним переговорить.
— Он болен, — сказал я. — Похоже, он болен.
Ник сказал:
— Просто выделывается.
