Дома он нарочито медленно, стараясь сосредоточиться на процессе и отвлечься от тяжелых мыслей, разделся, лег. Но одеяло не спасло от озноба: наверное, это уже просто нервы. В голове промелькнула неожиданная мысль, но тут же исчезла, и вспомнить, про что она, Алекс уже не смог. Что-то не так. Но что? Ответ, кажется, вот он, рядом… Но это только кажется. Ладно! Пусть так. Ясно одно — он должен с этим разобраться. Дело чести. А теперь — спать!
Но сон не шел. Алекс попытался считать слонов, потом — от десяти до нуля и обратно… Не помогало ничего. Оставалось единственное, проверенное средство — вискарь. Заодно и согреется. Достал драгоценную бутылку: «Ну, будем здравы, бояре»…
— Машка-а! Жена, — а я дома! И на завтра отпросился. Поедем в Петергоф, а? Позвоним твоему начальнику…
Последнее время все у них идет наперекосяк. Казалось, что тут такого — проблемы на работе? Другие семьи они сплачивают, а вот у них… У них все наоборот. Когда все это началось, Маша стала отдаляться, замыкаться в себе. Сколько раз Саша просил ее отвлечься или хотя бы рассказать, что конкретно там случилось, но она только отмахивалась. Он обижался: почему муж не имеет право знать, что такого там произошло? Проблемы — вот весь ответ. Судя по ее виду и поведению — проблемищи!
— Что, совсем худо?
— Совсем. Поедем завтра в Петергоф. И звонить никому не надо, меня пока в отпуск отправили.
— Может, расскажешь, что случилось-то? Хватит в себе держать.
— Потом. Ужинать давай.
Наутро был дождь, и о Петергофе можно было бы забыть. Но жена неожиданно для него заупрямилась и настояла: поедут. Не сахарные, не растают… Это была их последняя совместная поездка. И как же им было хорошо! Промокли, замерзли, но были безмерно счастливы. А по дороге домой купили бутылку виски. Водку Машка не переносила, коньяк — тоже не очень, а согреться-то надо? На вкус напиток показался ей той же водкой — фи, мерзость! — но она пила его, добавляла в горячий чай. И быстро напилась, смеялась и плакала… А потом вдруг, в одночасье, протрезвела и рассказала ему все.
Как ни странно это было, но Саша воспринял новость почти с радостью. Только страх быть не понятым женой остановил его от того, чтоб высказать это ей напрямую. Сам же он ничего страшного не увидел: ну, подумаешь, уволят! Будет сидеть дома, ребенка заведут, в конце-то концов. Он зарабатывает достаточно, и на двоих, и на троих хватит. Да и кому она нужна, такая работа?! Ни выходных, ни проходных, сутки эти гребаные, после которых, поспав пару часов, опять бежать на работу…
— Машк, а давай ты расстраиваться не будешь, а? Дома посидишь, ребеночка заведем?
— Саш, ты дурак или ничего не понял?! Я не дома могу посидеть, а очень даже в Крестах!!! Ты что думаешь, пропажа арестантского дела вместе с вещдоком — это шуточки?
— Я действительно в этих ваших делах понимаю мало. Но если порассуждать, то кому охота подставляться? Не, начальнику проще тебя втихую уволить, без скандала.
— Не получится без скандала, Саш, дело арестантское — это одно. Плохо, конечно, но восстановить все равно можно. Наркота пропала. И тут я по уши виноватая — не сдала вовремя на хранение. Так что статью я уже заслужила…
Обухом по голове. Да уж, влипла ты, Мария Павловна… Вслух он, однако, сказал:
— От сумы да от тюрьмы… Машк, я тебе, честно, самые свежие сухари носить буду!
Но жена попытки разрядить атмосферу не оценила. Это была их первая серьезная ссора…
Грин с удивлением смотрел на бутылку: «Ого! Да ты Александр Иваныч, оказывается, алкач!». Сам того не замечая, он выпил почти половину. Просто так, без закуси. Точно, алкач. Вот бы Рат порадовался: сколько раз споить-то его пытался… Надо хоть водичкой запить да убрать бутыль подальше. Для другого случая. И спатеньки…
Алекс огляделся: куда бы засунуть? Как назло, куда ни сунься — все под рукой! А, ладно, в шкаф. Вниз, в самый угол, чтоб лениво было наклоняться лишний раз…
— Я провожу тебя сегодня. Можно?
— Угу. Саш, я боюсь…
Вообще-то отпуск Маша еще не отгуляла, отозвали. Оба понимали: ничего хорошего это не предвещает. Но, с другой стороны, все к одному концу! Скорей бы уж…
Вместе они дошли до дверей райотдела; оба были на взводе, поэтому дорогой почти не разговаривали.
— Ну, все. Я позвоню.
— Маш, я так не могу. Я тут тебя дождусь.
— Тогда лучше в кабинете.
— Не прогонят?
— Нет, нормально, у нас не пропускной режим. Пошли.
— «Ну вот, я и в Хопре!» Сорри, в мусар… опять не то, в полицейском участке, вот!
— Гринев, перестань ерничать! Люди же слышат.
— Мань, это нервы, прости. И ты такая грустная, мне ж хоть чуток развеселить тебя охота.
— Угу.
— Маш, а что за амбре такое? — он поморщился. — Как вы все это выносите?
— Это из-за дежурки, сюда же кого только не таскают — и пьянчуг, и бомжей.
— Хоть бы проветривали!
— Не помогает. Да это еще ничего, бывает и хуже.
Пока шли коридорами, Саша с любопытством крутил головой: вот уж действительно, сколько раз не говори «халва», во рту слаще не будет. Ну стали теперь полицией. А здание как было мусарней, так и осталось. Хоть бы подремонтировали…
— Вот тут я сижу, — жена усмехнулась нечаянному каламбуру, — пока.
— Да, такую дверь с полпинка вышибить можно!
— Глупостей не говори. Мой стол у окна, а я к начальнику, он тут уже.
— А если зарестуют? Возьмут с поличным? Сосед твой по кабинету? Увидит и зарестует? И звездочку себе заработает!
— Саш, ты опять? Звездочки у нас за такое не дают. А потом у меня соседка, но ее не будет. Все! Я ушла.
Саша шагнул в кабинет.
Голову сдавило точно железным обручем, он понял, что падает. Как в тумане Саша услышал крик жены, успел подумать: «Испугалась»…
— Саша, Сашенька…
Машка, плачет, гладит его по голове. Любимая… Кто-то сует под нос ватку. Фу, нашатырь!
— Не надо, прошло все, — он отстраняет руку, поднимает глаза.
— А, вы… — осекся. Черт, чуть не ляпнул. Надо выходить из положения. — Вы — Машин начальник?
— Нет. Встать помочь? — мужчина протянул руку. — Испачкался, щетку надо? А то принесу?
Когда мужчина закрыл за собой дверь, Саша тихонько спросил:
— Маш, кто это?
— Ратников, начальник розыска. А что шепотом-то?
