холостяк, без дворянской фамилии сам проложил себе дорогу, никогда не отступая, как в джунглях Готы»[3].
Незадолго до своей встречи с Ланиносом Габриель-Луи Прэнге выпустил при посредстве журнала Адам книгу воспоминаний, названную, кстати, с большой скромностью: «Тридцать лет обедов в городе». Книгу странную, полную анекдотов и воспоминаний, с несколько кисло-сладким предисловием братьев Таро — соседей автора по поместью. Книга дает картину сказочной жизни высшего европейского общества первой трети двадцатого века. Если кто и знал, что такое жизнь в замках до того, как Вторая мировая война перевернула основные ценности старой цивилизации, так это он. Он посещал необыкновенные дома, наполненные произведениями искусства и многочисленной прислугой, которая от лестницы до гостиной ловила каждый шаг или жест посетителя, предупреждая малейшее его желание. Он встречался и, как знаток, любовался красивейшими женщинами своего времени, и если от его воспоминаний порой веет запахом увядающей розы или угасших праздников, они все же лишены горечи и сожалений. Эта жизнь, полная светских безумств, он хотел ее и никогда не испытывал даже малейших разочарований по этому поводу. Напротив, По мере чтения воспоминаний чувствуешь, что он испытывал глубокое восхищение, истинную нежность к этим женщинам и мужчинам, которые принимали его и часто доверялись ему. Его можно упрекнуть лишь в чрезмерном восхвалении, но когда любишь — это не в счет; когда же он проявлял строгость к кому-либо можно смело сказать что лицо, о котором идет речь, действительно отвратительно.
Однако этот род культа по отношению к своим собратьям по жизни не исключает определенного чувства юмора: «Я думаю, что немногие пережили столько, сколько я, и с такой интенсивностью, — пишет он на первой странице своей книги. — Я собрал воспоминания, чтобы читать их в ином мире, о комфорте и развлечениях которого мне ничего не известно и устройство которого относится к спорной и туманной области».
В сущности, персонаж, о котором он говорит меньше всего, это он сам. Надо быть очень внимательным, чтобы восстановить, помимо его светской жизни, его жизнь в семье. В том, что касается женщин, которых он мог любить (исключая романтическую и бесплотную страсть к императрице Елизавете Австрийской — «в мечтах это была одна из моих самых больших и таинственных страстей»), он проявляет суровую сдержанность во всем, что может затрагивать его сердечные дела.
Его раннее детство протекало в замке Морбиан недалеко от Редона, принадлежавшего его бабушке по материнской линии, имя которой осталось неизвестным, но которая была в родстве с Лантиви де Тредион и Ля Мотт-Брунс де Вовер, род которых восходил к Дю Гесклену, чья кровь, таким образом, также текла в жилах нашего рассказчика. Его отец, к которому он демонстрирует пронизанное почтением восхищение, сделал карьеру в судебной системе. Он начал карьеру в 1882 году в качестве атташе кабинета министра юстиции, потом стал генеральным адвокатом в Ренне и закончил карьеру советником кассационного суда в Париже. Благодаря углубленным познаниям в юриспруденции его часто привлекали в качестве консультанта даже после выхода в отставку. Дом жил на широкую ногу. В число прислуги входили метрдотель, повар, лакеи, горничные, как в доме семьи в Динане, так и на летней вилле в Динаре.
Так как Габриель-Луи избрал удобную холостяцкую жизнь, род его угас с его смертью. Он нигде не упоминает о братьях, только о сестрах, одна из которых стала графиней Бреар де Буазанже — известный род, из которого вышли директор индийской компании, а ближе к нашему времени — администратор театра Комеди Франсез, в период между Пьером Дескавом и Морисом Эскандом. Овдовев, она стала графиней Шаво, хозяйкой замка Ботане в Бретани. Наконец, последняя деталь: наш герой потерял мать, будучи еще очень молодым, и, по всей видимости, эта рана так никогда и не зажила.
Если верить первым строчкам его книги, он учился, по крайней мере, в двух коллежах, — сначала в Бретани, потом в Париже. Он пишет о своей учебе в совершенно необычном тоне для выпускников подобных заведений: «Закончив любезные моему сердцу коллежи, затянутые перламутровой дымкой и начертанные в моей памяти пастельными красками удовольствия…». «Мужские члены моей семьи, вырвавшись из коллежей Станислас, Сен-Венсен, Сенлис, Отенского иезуитского и других, не находили ни малейшей приветливости или намека на перламутровую дымку в этих величественных заведениях и пришли к выводу, что речь идет об исключительном случае, помноженном на нерушимое хорошее настроение». Правда, потом мы читаем: «по окончании периода ностальгии и меланхолии, который одаривает вас двадцатью четырьмя месяцами хандры и называется службой в армии, я вернулся в Париж с намерением познать постоянное и вечное возбуждение счастливой жизни».
До этого печального эпизода Габриель-Луи получил определенное высшее образование. И, кстати, небезуспешно: «Мои родители жили в районе Люксембургского сада, недалеко от бульвара Сен-Мишель. Моя лень толкала меня проводить часы в этом саду, крадя их у юридического института. Несмотря на это, я каждый год успешно сдавал экзамены». Получив соответствующий диплом, наш студент, чтобы доставить удовольствие матери, которая мечтала видеть его послом, поступил в Школу политических наук на улице Сен-Гийом, где ему преподавали Анатоль Леруа-Болье, Альбер Сорель и граф Вандаль. Одновременно он продолжал проводить время в Люксембургском саду, отнюдь не пустующем в эти годы, так как там он познакомился с Жаном Жироду, Полем Мораном, Морисом Беделем, Дюнуае де Секозаком, Пастером Валлери-Радо, Люсьеном Доде и другими.
Странная вещь, после блестящей учебы молодой Прэнге решил вообще ничем не заниматься. Он не дает никаких объяснений своему выбору, ограничиваясь посвящением своей книги: «Я посвящаю этот труд памяти моих горячо любимых родителей, которые одаривали меня своей нежностью, и понимание которых позволило мне вести жизнь, удовлетворяющую мою фантазию». Оружие, которым он располагал, начиная наступление на эту жизнь, было, однако, внушительным: солидный интеллектуальный багаж, к которому следует добавить безупречное знание английского, так как он провел часть юности в Англии, и многочисленные связи по ту сторону Канала. К этому добавим еще один или два других иностранных языка. Министерство иностранных дел широко бы распахнуло перед ним двери, но он не вошел в них…
Возможно, для этого существовала глубокая причина, которая едва проступает в книге: несколько раз Габриель-Луи небрежно, как бы в скобках, пишет, что он был серьезно болен. Первый раз это упоминание не связано с точной датой. Второй раз в 1913 году: «отмечая серьезную болезнь, из-за которой я ужасно похудел». И третий: «Во время войны 1914 года, в момент, когда тевтонские полчища наступали на Париж, я был вынужден, очень больной, покинуть Мелен…». Несколько скромных слов, возможно, скрывают невысказанное страдание… Все же он вновь надел форму, которую снял в какой-то момент войны. Когда протрубил рожок перемирия, он — офицер связи в английской армии. Впоследствии он вернулся к светской жизни с частыми путешествиями по всей Европе, которую он вел до войны. Это позволяет задать вопрос: действительно ли он был тем любезным мотыльком, перелетающим с цветка на цветок гостиных, одним из тех милых праздных холостяков, которых вырывают друг у друга хозяйки салонов, или же здесь было нечто другое? Воображение писательницы? Возможно!.. И все же меня не оставляет некоторое подозрение: этот человек, который глубоко любил Францию, не избрал ли он для себя между балом в Вене, приемом на открытом воздухе в Виндзоре, приемом в Шеверни незримую службу своей родине?
Вопрос навсегда останется без ответа. А пока удовлетворимся тем, что последуем за Габриелем-Луи Прэнге в некоторые замки, которые он так хорошо знал.
Перед тем как стать персонажем романа — она изображена как принцесса Люксембургская в романе Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» — Алиса Монакская прожила жизнь, не лишенную крутых поворотов.
Урожденная Алиса Хейне, она родилась в 1858 году в Новом Орлеане. Ее родители, гамбургский банкир Мишель Хейне и его жена Мари-Амели Мильтенбергер, были эмигранты, но богатые эмигранты! Еврейка по происхождению, маленькая Алиса стала католичкой и провела на Старом Юге золотое детство, естественным образом дополненное поездками в Европу, где семья сохранила связи. Кроме великого немецкого поэта Генриха Гейне их отдаленными родственниками являлись потомки Массены и Надаяка.
Принятая таким образом во французское высшее общество, она встретилась с Мари-Оде-Ришар- Арманом Шапель де Жюмилаком, герцогом Ришелье и де Фронсак. Свадьба состоялась в 1875 году в церкви Сорбонны, что было привилегией дома Ришелье. Жениху было двадцать семь лет, невесте семнадцать. Она — высокая, белокурая, ослепительная. Он тоже совсем не плох. В общем, речь шла о браке по любви,
