высветившая все неровности окружающего рельефа. Затем она же породила ударную волну, ибо не выскакивает же уплотненная воздушная стена непосредственно из небольшого объема «фастхока». Блумфонтейн не был центром мира с плотной небоскребной толкотней, потому их массивные алюминиево- пластиковые тела не заслонили мелкие, вжавшиеся в землю строения. Слепящий свет, а затем кувалда воздуха навалилась на пяти-, трех- и одноэтажные домики несколько сверху. В бессмысленном усилии некоторые из домишек пытались заслонить собой соседей, они даже дулись в объеме, вбирая в нутро энергию прессующей кирпичи волны. Все тщетно, здесь использовались силы куда более высокого порядка, чем обычная механика. И домики лопались, рассыпались скорлупой. В этих краях не бывало землетрясений — Африка старый, достаточно устойчивый материк, — а потому здесь никогда не прививалась сейсмостойкая архитектура. А за счет относительной мягкости климата фундаменты тоже имели небольшую углубку: так, полметровка, на всякий случай, против размывания дождями. Короче, в этих условиях можно сказать, что город просто взлетел. Правда, он уже и не был городом. Теперь он даже не был перемешанным скоплением запчастей для постройки города. Локальной победой подвешенной в воздухе энтропии — вот чем это было. Разумеется, где-то в этих крошащихся и прессующихся скорлупках находились живые существа. Точнее, остатки живых существ, сложные биологические цепочки, продолжающие испаряться и перемалываться окружающими ошметками более твердых субстанций. Даже воздух сейчас стал твердокаменнее этих слабых молекул. Он запросто перетирал их в порошок.
Случайные наблюдатели, оказавшиеся не слишком близко, могли забесплатно полюбоваться растущей в небесную серость искусственной горой. С расстояния она казалась достаточно плотной, ничуть не хуже и даже выше настоящих гор. В какой-то мере такая точка зрения полностью соответствовала действительности. Просто эта структура создавалась не на столь большой, как горы, срок. Ну что же, человек еще не являлся достойным конкурентом природы в плане растягивания своего творчества в вечность, он только вышел на стартовую линию. Зато форма новой горы отличалась привычной экстравагантностью. Никто еще не отменял грибовидную заливку ядерного взрыва.
Правда, спутнику фоторазведки, двигающемуся в полной безопасности двумястами километрами выше, он представлялся несколько с другого ракурса. Ну что же, век торжества демократии оставил свой след — каждый мог иметь свою индивидуальную точку зрения на мир.
130. Твердый грунт
— Ну что, четвертуем гадов? — на полном серьезе спросил Михаил Гитуляр, связист и компьютерщик «Ахернара». Михаил считался в отряде самым мягким человеком, насколько это вообще возможно среди людей, нанятых для убийства. Что было говорить о других? Герман Минаков чистосердечно не знал, что ответить. Он сам кипел. Вопрос касался четырех пленных американцев, а обсуждался после того, как в лагерь пришло известие об атомной бомбардировке города Блумфонтейн.
— Четвертовать мало! — сказал украинец Захар Кисленко. — Надо их вообще разрезать на части. Я вот когда-то читал, что янки как-то разрезали одного преступника на части, как колбасу, через один миллиметр. Говорят, для научных целей.
Герман Минаков никогда не думал, что Кисленко читает, а уж тем более такое. Он наверняка привирал — не насчет случая, а насчет чтения. Однако вслух Герман этого говорить не стал: хохол был обидчивым.
— То ж для науки, — сказал командир отряда уклончиво. — И ведь там, наверное, мертвого резали.
— А мы попробуем живого, — без оттенка юмора настаивал Кисленко.
— Успокойся ты, Захар. Они что тебе, летчики? Такие же, как мы, — пехота.
— Так, может, их отпустим? Пущай гуляют? — возмутился Ярослав Володин. — Я бы, знаете, что сделал?
— Ну? — кровожадно поинтересовался Кисленко.
— Отвез бы их сейчас — прямо в форме — в окрестности Блумфонтейна. Уж там бы местные черные с ними побеседовали о гуманизме и демократии.
— И о мире во всем мире, — неизвестно к чему добавил Кисленко. Это у него были такие шутки.
— Они бы их сожрали, а из кишок сделали ливерку, — вклинился в разговор Володя Кошкарев, отрядный техник. «Что-то всех интеллигентов отряда потянуло не туда», — с горечью подумал Минаков. А стоящие вокруг даже заулыбались. Быть может, от того, что разговор свернул в гастрономическую область? Это было немудрено, в лагере урезали паек, так как народу было гораздо больше, чем требовалось для имеющихся припасов. Кстати, трофейные пайки, к общему возмущению пехотинцев, Шикарев потребовал внести в общий котел. «У нас в отряде женщины», — сказал он по этому поводу. Возразить на такой аргумент оказалось нечего.
— Кстати, если их порешить, то продуктовая норма повысится автоматом, — тут же прочел и развернул мысли Минакова в другое русло Гитуляр.
— А может, сами пустим их на колбасу? — блеснул черным юморком Володин.
— Класс! Четыре откормленных амера! — подмигнул Кошкарев. — А если что-нибудь отрезать, то колбаса тут как тут — уже в готовом виде.
Все дружно заржали. «Много ли пехотинцу надо», — констатировал Герман Минаков.
Сам он тоже улыбался.
131. Пластик, железо и прочее
Ракета не была старой. Хотя инженерное решение и конструкция, по которой она создавалась, относились к апогею ушедшей эры. Тому замалчиваемому времени, когда весь мир делился на два противостоящих лагеря, способных и, может быть, тайно жаждущих испепелить друг друга в течение нескольких часов. И поскольку ракета и система ее запуска когда-то приспосабливались к тому страшному миру, подвешенному на нити, ткань коей свисала между кромками сверкающих заточкой ножниц, то ее основная прелесть заключалась в способности выживать, даже после того как ножницы сомкнулись и в стратосферу стартовали потушенные огни перетертых в пыль городов. Так что окружающая пустыня, природное образование, распирающееся с каждым годом все далее на север и юг, была для ракеты и для необходимой к запуску аппаратуры местом, настолько же подходящим, как родные луга-поля, с капаньем слепого дождика на макушку. Ракета была универсальным солдатом эпохи ядерных войн. Понятие «климатические условия» для нее начисто отсутствовало, по крайней мере в специфике суши третьей планеты Солнечной системы.
Когда-то ранее для нее ничего не значили и географические координаты. Точнее, все части света были равнозначны в плане возможности их скоростного достижения. Теперь, после подрезания «ног», взлетные характеристики снизились, и скорость стала недостаточной для межконтинентальных бросков. Ну что же, у каждого минуса имеются плюсы. Стартовый вес уменьшился — это позволило еще более расширить такую характеристику тягача-универсала, как проходимость. Теперь даже размытое бездорожье тропиков сезона дождей стало ему нипочем.
Однако в данном случае это уменьшение веса ракеты использовалось еще более хитро. Здесь, в пустыне Намиб, тягачу не грозили селевые потоки, потому можно было смело скрутить вон две колесные пары вместе с осями, дифференциалами и прочей механикой. Теперь, перекрасив нижнюю часть и наставив к верхней фанерно-пластиковый камуфляж, получалось шатко-валко выдать тягач за какую- нибудь разновидность тяжелого бензовоза. В этом плане ему в свиту прекрасно ложились две машины сопровождения. Мало ли, может, просто усиленная охрана? Бензин сейчас дело дорогое, вот-вот грозящее стать реликтом. Так почему бы этим машинкам не катить впереди и сзади от бензовоза? Да еще не выставить авангард в виде двух — четырех джипов. Места ведь вокруг неспокойные — полупровинция, полуколония Зулустана и одновременно совместный протекторат остальных членов НЮАС. Поди разберись,
