Неужели чувство справедливости, управляющее всеми поступками марсиан, заставило их проглядеть то добро, которое было последствием моей 'ереси'? Неужели они так быстро забыли, в каком долгу они передо мной за то, что я освободил их от религиозного рабства? Неужели они могут игнорировать факт, что мне, только мне одному обязаны они спасением Карториса, Деи Торис, Морс Каяка и Тардос Морса?
Мне не хотелось верить этому. Однако для какой иной цели приказали мне явиться в храм 'Возмездие' немедленно после возвращения Тардос Морса?
Когда я вошел в храм и приблизился к трону Справедливости, то меня ожидал первый сюрприз при виде людей, сидящих за столом. Здесь был Кулан Тит, джэддак Каола, которого мы недавно оставили в его собственном дворце; здесь был Туван Дин, джэддак Птарса, как мог он прибыть в Гелиум одновременно с нами?
Здесь был Тарс Таркас, джэддак тарков, и Ксодар, джэддак перворожденных; здесь был Талу, джэддак джэддаков Севера, про которого я мог бы поклясться, что он сидит в своем тепличном городе за ледяным барьером. И среди них сидели Тардос Морс и Морс Каяк и меньшие джэды и джэддаки, всего тридцать один судья, как требуется для суда над равным.
Настоящий верховный трибунал! Я ручаюсь, что такого собрания судей не знавал Барсум на всем протяжении своей истории.
Когда я вступил в огромный зал, переполненный народом, воцарилось гробовое молчание. Тардос Морс поднялся со своего места.
Джон Картер! сказал он громко своим низким голосом. - Займи место на пьедестале статуи Правды, тебя будет судить справедливый и беспристрастный трибунал.
С высоко поднятой головой я исполнил его приказание. Я окинул быстрым взглядом знакомые мне лица, но не встретил ни одного dpsfeqjncn взора. Те, за которых я минутой раньше готов был поручиться, что это мои лучшие друзья на Барсуме, теперь были суровыми, непреклонными судьями. Что это значило?
Какой-то человек, облаченный в белое с черным одеяние, встал и начал читать в большой книге перечень самых доблестных подвигов, которые я совершил за двадцатидвухлетний период с момента, когда я впервые вступил на высохшее морское дно Барсума, около инкубатора тарков. Затем он прочел все, что я сделал в области гор Оц, где было царство святых жрецов и перворожденных.
Это обычай Барсума читать на суде, вместе с изложением преступления, и подвиги подсудимого, и поэтому я не был удивлен сверх меры тем, что здесь прочитывалось то, что говорило в мою пользу, хотя мои судьи и знали все эти обстоятельства наизусть. Когда чтение закончилось, Тардос Морс снова поднялся.
Справедливейшие судьи! воскликнул он. Вы слышали здесь все, что известно о Джоне Картере, джэде Гелиума, хорошее и дурное. Каков ваш приговор?
Тогда медленно поднялся Тарс Таркас во весь свой гигантский рост. Как изваяние из позеленевшей бронзы, стоял он, высоко возвышаясь над всеми нами. Он обратил на меня мрачный взгляд он, Тарс Таркас, с которым я сражался плечом к плечу в бесчисленных битвах, Тарс Таркас, которого я любил, как брата!
Я готов был заплакать, если бы не был взбешен до ярости. Я готов был выхватить свой меч и уложить их всех на месте.
Таре Таркас начал говорить:
Судьи, сказал он твердо, здесь может быть только один приговор: Джон Картер не может больше оставаться джэдом Гелиума,
он сделал долгую паузу, он должен быть джэддаком джэддаков, владыкой всего Барсума!
Все судьи вскочили со своих мест и, как один человек, подняли свои мечи в знак утверждения приговора, а в храме поднялась такая буря рукоплесканий и криков, что я серьезно испугался, что обвалится крыша.
Только теперь я понял, в какую юмористическую форму облекли они великую честь, которую они мне оказали; но что поднесенный мне титул не был мистификацией, доказывалось искренними поздравлениями судей и остальных воинов.
Тогда на широкий проход Надежды вступило шествие из пятидесяти достойнейших воинов. Они несли на плечах роскошные носилки. Когда народ увидел их, то раздались такие громовые крики, что перед ними поблекли приветствия в мою честь. На носилках сидела обожаемая народом Дея Торис.
Воины понесли носилки прямо к трону Справедливости. Тардос Морс помог Дее Торис сойти и подвел ее ко мне.
Пусть самая прекрасная женщина всего мира разделит почести своего мужа, сказал он.
Перед лицом всех собравшихся я притянул свою жену к себе и поцеловал ее в губы.
