почуяли, что ящики двигают, сразу начали скрестись и стонать, словно полчища проклятых. Обезьяны под навесом сочувственно завыли. По виду дьяволы оказались похожи на небольших собак. Жалкие, уродливые маленькие черные собачонки громко лаяли, обнажив красные десны. Воняло от них страшно.
Делать мне было особенно нечего. Я просто стоял и смотрел, как Тим с Балтером и Коббом заходят в загон. Кобб открыл ящики, а Балтер элегантно и с презрением вытряхнул из них несчастных псов. Всего дьяволов было шестеро, и все они принялись чихать, будто попали в гигантскую перечницу. Тим отогнал их в дальний угол, где заморские собаки повернулись мордами к выходу и начали разевать пасти, словно хотели сломать себе челюсти. Маленькие поросячьи глазки смотрели с испугом. Все большие кошки и собаки завыли и заревели.
— Джаффи, возьми фонарь и отнеси мартышек наверх, под навес, — распорядился Джемрак, — и дождись Тима. Пока он не придет, ничего там не трогай. — Он указал мне на двух маленьких зверьков с хохлатыми ушками и большими круглыми глазами, следившими за мной через решетку.
— Привет. — Я присел на корточки, чтобы получше рассмотреть парочку, забившуюся в угол ящика. Мартышки прижались друг к другу и обнялись.
— Они же не дети, — насмешливо фыркнул Тим, наблюдая за мной сквозь решетку загона с дьяволами.
— Знаю.
— Не забудь. — Он приподнял створку. — Пока не приду — ничего не трогай.
Я взял ящик и понес его наверх. Справа пахнуло мясом из львиной пасти. Самого льва в темноте видно не было. Наверху, под навесом, было еще темнее. Свет от раскачивающегося фонаря то тут, то там отражался в чьих-нибудь глазах. Пол кишел черепахами, ступать приходилось осторожно, выбирая дорогу. Из клеток с большими обезьянами доносилось глухое бормотание. Добравшись до нужного вольера, я поставил коробку с мартышками на пол. Они вцепились друг в друга еще крепче. Вскоре по лестнице с беспечным свистом взобрался Тим и резко, не без изящества, скакнул на настил.
— Джемрак сказал, можешь посадить их к остальным, — сообщил он, направляясь ко мне с тяжелой связкой ключей. — Я должен проследить, чтобы ты не натворил тут ничего.
Этим он и занялся, точно ястреб, ловя каждое мое движение в ожидании ошибки. Но мартышки были на моей стороне и вели себя так, словно я — их отец: они вцепились в меня своими царапучими лапками, издавая горлом печальные негромкие звуки. Сопротивляться эти крошки явно не собирались. «Отправляйтесь-ка в клетку!» Я осторожно отцепил их от себя, и малыши забрались внутрь. Когда я задвинул засов, в глубине заметались тени. Мне захотелось остаться и посмотреть, как они там устроятся, но Тим схватил фонарь и потащил меня вниз, к клетке с гигантской обезьяной, которая разглядывала меня накануне.
— Старина Смоуки, — произнес он.
Смоуки опять посмотрел на меня, как в прошлый раз, прямо в глаза, не теряя спокойствия. Огромные черные зрачки на плоской физиономии, с двумя блестящими точками — отсветами от фонаря. В этом взгляде читалось нечто среднее между умиротворенностью и настороженностью. Губы кривились в задумчивой ухмылке.
«Какой чудесный!» — воскликнул я — не вслух, но про себя.
— Хочешь зайти к нему? — поинтересовался Тим.
Конечно, я хотел зайти к Смоуки, но и дураком не был.
— Только если мистер Джемрак разрешит, — ответил я.
— Смоуки — парень что надо, много лет прожил у каких-то богачей на Глостер-сквер, членом семьи стал, можно сказать. Он совсем как человек.
— Как он попал сюда?
— Понятия не имею. Во вторник должны на север отправить, — сообщил Тим. — Хочешь к нему зайти?
— Нет, — сказал я.
— Давай. Ключи у меня. Думаешь, он дал бы мне ключи, если б это было опасно?
Мы со Смоуки продолжали изучать друг друга.
— Давай, — повторил Тим.
— Нет.
— Трус.
И он ушел, оставив меня в темноте.
— А ну успокоились! — кричал он на непоседливых зверей, пока я, запинаясь и спотыкаясь о глупых черепах, брел следом за ним, а черепахи все ползли и ползли, не сворачивая, будто по какому-то важному делу.
Надо было двинуть ему за то, что назвал меня трусом. Эта мысль пришла мне в голову, пока я неуклюже спускался по лестнице, но я никогда не был забиякой.
— Порядок? — спросил Джемрак.
Он стоял у загона с черным медведем и беседовал с плотным коротышкой в длинном плаще и резиновых сапогах. Над их головами в полоске света, вырывавшейся из задней двери, клубился дым.
— Полный порядок! — отозвался Тим и повернулся ко мне. — Видишь этого парня? Это Дэн Раймер. Когда подрасту, пойду с ним в море.
Джемрак вызвал нас в контору. Когда мы заходили с черного хода, от сильного аромата горячего кофе у меня потекли слюни. Дрожащие тени от фонаря двигались вместе с нами через комнаты с синешейками и попугаями. В конторе было совсем светло. Балтер разливал кофе из высокого кофейника. Над чашками медленно поднимался кольцами горячий пар, смешиваясь с голубым дымом.
— Славно сработано, Дэн, — произнес Джемрак, вытаскивая стул из-за конторки. — Надолго теперь домой?
— Домой — это дело такое: всегда оказывается, что слишком ненадолго и в то же время — слишком надолго, — ответил Дэн Раймер, снимая шапку. Голос у него был грубый, точно наждак.
Чашки с кофе стояли у Балтера на столе, и я чуть в обморок не падал от аромата. Но с ногами творилось нечто ужасное.
— Вот мальчик, о котором я тебе рассказывал. Тот, что не побоялся тигра по носу потрепать.
— И теперь не боится? — Коротышка обернулся и уставился на меня щелочками глаз.
Изо рта у него торчала длинная глиняная трубка, белая, совсем новая, и дым из нее вился вокруг его головы. Я постепенно оттаивал, и боль в ногах становилась невыносимой. По щекам у меня потекли слезы. Лицо у коротышки было морщинистое, отчего он походил на черепаху или ящерицу, и в то же время он казался молодым — в жестких темных волосах не было и намека на седину.
— Ему ботинки нужны, — сказал Тим.
Все перевели взгляд на мои ноги — синие от холода, с огрубевшими, как у зверя, подошвами. Бинты, которыми были замотаны пальцы, промокли насквозь.
Коротышка присел на стул, снял сапоги и вместе с парой толстых ярко-красных носков — штопаных- перештопаных — и натянул на мои замерзшие ноги.
— Жена вязала, и штопала тоже она. Ты только глянь. Она у меня такая. Все умеет.
Он протянул мне кофе и добавил:
— Домой придешь, ноги-то отмой.
Носки, конечно, оказались слишком большими и болтались на мне, как два мешка, но я обмотал их кромки вокруг лодыжек, и они еще хранили тепло ног моряка.
Работать в зверинце мне понравилось. Я присматривал за животными. Мистер Джемрак купил мне ботинки. Мы подметали двор, чистили клетки и загоны, меняли солому, воду и корм. Большой Кобб делал тяжелую работу. Балтер по большей части вел бухгалтерию, но, если было надо, спускался во двор, где умело и ловко управлялся с разным зверьем. Во всех его жестах сквозило небрежное высокомерие профессионала. Он как будто говорил: все эти львы, крокодилы, медведи и удавы, способные проглотить человека целиком, — сплошная ерунда.
Тим вел учет поголовья. Я считал, а он записывал. Итак:
Один китайский аллигатор. Аллигатор с улыбкой растягивался рядом с нами за железной решеткой,
