То прошлое, что было до этой вечности, до острова, постоянно ускользало в памяти, оставляя неясные смутные картинки, не объясняющие ничего. Он знал какие-то основы математики, письменности, истории, географии и прочих сведений об устройстве и положении мира. Но когда заходила речь о чем-то личном из его жизни, его прошлого, к примеру его собственное имя или детство, то всё покрывалось мглой. Как он выяснил позже, абсолютно никто из обитателей этого острова не знал ни своего имени, ни своего прошлого. Был только первый день…
И он тоже помнил довольно ярко только свой первый день на этом острове — все остальные дни были однообразно похожими на него. Он очнулся от падения на деревянной пристани, на восточной части острова, словно бы его выбросило откуда-то. Помнил людей, собравшихся на небольшой площади перед этой пристанью — какое-то время они наблюдали за ним, а потом разошлись, утратив всякий интерес, будто бы это было для них чем-то обыденным.
Он был не первым и не последним появившимся человеком на этом острове. Не раз он и сам становился очевидцем очередного появления людей — и все они возникали на той же самой пристани, что и он сам в свой первый день.
Сначала была яркая вспышка разрезающая небо, как от молнии, а затем на самом конце пристани появлялось небольшое сияние. Оно выглядело как овальная мерцающая завеса, висящая в воздухе невысоко от деревянной пристани. Возникало оно буквально на мгновение, выкидывая из себя нового обитателя острова, ничего не помнящего о себе. И у всех них был один и тот же паутинообразный шрам на левой стороне лица — абсолютно точная копия, словно бы клеймо, отмечающее прокаженных изгоев общества. И никого кроме очередных узников это мерцающее сияние не порождало.
Человеческое, как впрочем и любое другое, имя здесь ничего не значило. Сначала для него это было не привычным, но потом он освоился. Здесь нет нужды обращаться к кому бы то ни было по имени — если ты хочешь заговорить с другим обитателем острова, то просто подходишь и разговариваешь. Сейчас он уже прекрасно знал в лицо тех, с кем можно было говорить, и тех от кого лучше держаться подальше — безумцы, убийцы и прочие психи.
Он называл своим домом ту комнату, в которой жил, но на самом деле она была лишь частью массивного двухэтажного каменного строения, состоящего из нескольких таких комнат. И у каждой был свой владелец.
Когда-то у каждого был свой собственный дом, но новые люди, или точнее сказать узники, всё прибывали и прибывали, и на всех уже не хватало жилья. Поэтому дома стали делить на комнаты. Самым неуравновешенным предоставлялись дома в северной части острова, подальше от нормальных людей, которых впрочем становилось все меньше — у каждого был свой порог безумия, когда однообразность цикличных дней, постоянное бездействие и ожидание, окончательно сводили человека с ума, лишая его рассудка.
Выйдя из своей комнаты этот человек направился вниз по лестнице, спускаясь на первый этаж. С так называемыми соседями ему еще очень и очень повезло — в этом доме не было психов, убивающих себя, или других. Хотя смерть здесь ничего и не значила, всё же умирать каждый раз было довольно таки неприятно.
Остальные обитатели видимо уже покинули дом, и поэтому он был абсолютно пустым и безжизненным. Впрочем наличие людей не делало его живым.
Спустившись вниз, он прямиком нацелился на зияющий выход в который проникали утренние солнечные лучи, освещающие полумрак нижних этажей — двери у этого дома никогда не было.
Покинув жилище, он рефлекторно двинулся вдоль массивной, испещренной рытвинами, каменной стены, ограждавшей дом — такие мелочи выполнялись практически на автоматизме, не обращая внимания на то куда идти. В силу привычки он знал каждый участок острова, исходив его вдоль и поперек.
Он направлялся к небольшому, немногим больше человеческого роста, входному отверстию, в том месте где каменистая стена закруглялась. Преодолев пару метров, и пройдя через этот проход, он очутился в начале длинного проулка, по обе стороны которой находились маленькие полуразрушенные двухэтажные дома, а впереди блестело неподвижное море.
Первые этажи всех зданий были практически настоящими джунглями из ползучих растений, которые можно было увидеть на всех стенах.
С виду эти дома понемногу разрушались — оконные рамы и ставни под невероятными углами свешивались с оборвавшихся петель, подрагивая и скрипя. Но все это было лишь видимостью — здесь ничего и никогда не разрушалось, не старело и не умирало, оставаясь прежним. А точнее возвращаясь каждый день к своему первоначальному состоянию. Бессмертные узники вечного острова…
По-прежнему погруженный в нечто наподобие транса, ощущая себя сомнамбулом, он медленно брел вверх по улице. Так он прошел мимо дома, который когда-то мог бы быть чем-то вроде административного здания.
Этот остров со всеми его зданиями и постройками не всегда ведь был заключен в один цикличный день. Наверняка здесь вполне нормально жили люди, пока не случилось нечто, сделавшее остров таким, каким он представляется сегодня. Всё окружающее казалось чем-то ненастоящим, ирреальным, но всё это к сожалению не было сном. И не придет тот день, когда он проснется от этого кошмара.
Далее, за этой администрацией, высился уродливый трехэтажный дом с крепким балконом, обнесенным надежными перилами. Этот дом дерзко выделялся своим размером по сравнению с остальными. Громадные окна зияли провалами, а сверху нависали какие-то провода. На лицевой его части был выгравирован символ змеи пожирающей свой хвост — замкнутый круг — как символично для этого места. А внизу надпись —
Какой-то безумец сейчас бился головой о стену этого дома, уперевшись в нее руками, оставляя кровавые следы на стене, и глубокие вмятины на голове. Хорошо хоть своей, а не чужой, что здесь тоже нередко случалось. Но никому не было дела до этих людей. Впрочем здесь, на острове, вообще не до кого не было дела — делай что хочешь, хоть убейся об стену…
Никакого порядка, никаких правил — в обществе, которое живет всего один день, они не нужны. Никакие действия, которые человек может успеть сделать за один день, ни к чему не приведут. Что бы ты ни сделал сегодня — завтра этого не будет существовать, и всё начнется сначала.
Так и он, проходя мимо этого дома и этого психа, убивающегося об стену, даже не задумался ни на миг, чтобы его остановить или помочь. Однако это зрелище подействовало на него отрезвляюще, и он словно бы пробудившись от каких-то своих раздумий, резко свернул с центральной улицы, направляясь за пределы поселения.
Наконец-то покинув эти центральные жилые массивы, он оказался на заросшей дороге, прекрасно ему знакомой, которая вела в место, лишенное любых признаков цивилизации. Это был обрывистый мыс высотой в несколько десятков метров.
Он не раз всматривался в изогнутый горизонт с этого мыса, приходя сюда почти каждый день. Здесь он чувствовал себя спокойным и умиротворенным, в какой-то мере даже свободным — это был его край света.
Именно здесь он безрезультатно пытался вспомнить свою прошлую жизнь. Он не был лишен памяти, нет. Просто она играла с ним, укрываясь в неких темных недрах сознания, изредка показывая ничего не означающие фрагменты прошлого.
Сквозь сонму воспоминаний пробивались какие-то неясные силуэты — несколько людей в плотной черно-матовой одежде по самую шею, с продольными яркими пурпурными полосами по краям. На левой груди у них выпячивался какой-то значок или символ — что-то похожее на миниатюрную серебристую фигурку животного.
Видимо это было чем-то наподобие их отличительного знака, но у всех изображения фигурок были разные — всевозможные виды каких-то зверей, а у кого-то птиц или рыб. Сами фигурки отдавали легким серебристым свечением — холодным и безразличным. Но особенно запомнился необычный цвет глаз этих людей — они были абсолютно разного цвета, зеленый и голубой.
Эти странные люди словно бы что-то говорили ему, но увы, его память показывала лишь беззвучные неясные картинки. Частенько, напрягая память и пытаясь пробиться в эти образы, он видел прямо перед собой лицо одного из этих людей. Пепельно-серые волосы спадали на покрытый глубокими морщинами лоб.
