рассчитывать на стойкость Испании в войне против Англии и Австрии, но и заручиться ее помощью в русско-шведских переговорах.
Эта новая программа русского правительства по отношению к Испании была изложена в письме к Б. И. Куракину от 19 сентября 1718 года. Петр писал, что «может быть король гишпанский, увидя такой себе убыток от цесарского благополучия и от английского двора такое насилие, похочет с ним, цесарем, учинить примирение какое; того ради имеете Вы с послом гишпанским видется и ему под высшим секретом объявить, что мы рассуждаем быт к пользе его величества короля гишпанского, дабы он мира с цесарем вскоре не чинил и трудился Его Королевское Величество время получить, пока у нас с королем шведским мир и ближайшее обязательство учинится. Однако, чтоб они (испанцы. —
Беретти-Ланди, который выглядел подавленным и жаловался Куракину, что «сей несчастливый случай на море вред делам их учинил», узнав о содержании письма Петра, «с великой радостью принял такое великодушное и доброе намерение к его королю и мне ответствовал, что король его чрез оружие и будущую кампанию счастья своего отведает: и для того кардинал Альберони уже начал великие приготовления чинить и к тому довольное число денег имеет; что же принадлежит до вспомощения при шведском дворе, — продолжал Беретти-Ланди, — он в состоянии то ныне чинить, ибо интерес его короля того требует».
Петр не ошибся в своих расчетах. Стратегическая информация, представленная Беретти-Ланди, указывала, что Испания, несмотря на поражение ее флота, будет продолжать войну и в 1719 году. Кроме того, можно было надеяться и на содействие Мадрида в вопросе русско-шведского мира, что было желательно, так как проанглийская партия в шведском правительстве всячески затрудняла усилия барона Герца.
Как только Альберони стало известно о просьбе Петра, он незамедлительно послал в Стокгольм Патрисио Лавлеса, передав ему чек амстердамского банка на сумму 200 тыс. талеров. Альберони понимал, что после разгрома испанского флота победа или поражение Испании находятся в прямой зависимости от успеха или провала Аландского конгресса. Он писал Челламаре, что «можно считать Англию и императора побежденными, а французское влияние нейтрализованным, если северные державы объединятся с Испанией».
Французской дипломатии стало известно о миссии Лавлеса, о чем Дюбуа немедленно известил Лондон, предлагая английским агентам задержать его под любым предлогом. Лавлес был арестован в Дании, но по настоянию русского правительства освобожден. По словам Куракина, «Лавлес был взят от датчан и от них отправлен в Санкт-Петербург». После консультации с Петром Лавлес выехал в Гамбург, чтобы выполнить возложенную на него задачу. Перед отъездом Шафиров сказал ему, что «царь с удовольствием увидит его в звании представителя Испании, но поручил ему сохранить все в тайне, говоря, что если англичане и голландцы узнают об этом, то могут помешать его выполнению».
Тем временем во Франции произошло событие, которое внесло существенные коррективы в уже одобренный Петром проект мирного договора со Швецией. Крупная военная неудача Испании привела в замешательство сторонников Филиппа V во Франции, чем немедленно воспользовался регент. В конце августа 1718 г., опираясь на верные ему гвардейские части, герцог Орлеанский разгромил испанскую оппозицию в парламенте и правительстве и полностью овладел положением в стране. В сентябре того же года Франция разорвала дипломатические отношения с Испанией и объявила ей войну.
Петр сразу же понял серьезное политическое значение «орлеанского» переворота. В письме русским уполномоченным на Аландском конгрессе он указал, что надежда на Францию как на эвентуального союзника России не оправдалась. Поэтому русское правительство уже не может брать на себя обязательства содействовать Швеции против Англии в возвращении ей Бремена и Вердена, поскольку это может втянуть Россию в войну не только с Англией и Австрией, но и с Францией, от которой, по словам Петра, «прежде в сем деле помощи ожидать надлежало». Царь прекрасно понимал, что его решение поставит под вопрос мир со Швецией, однако идти на войну с западными державами, которую грозил принести союз с Карлом XII, у него не было ни малейшего желания. Конечно, перспектива вмешательства Тройственного союза не исключалась и в случае возобновления войны со Швецией, но этому препятствовала война с Испанией. Удивительная политическая интуиция подсказывала Петру, что, чем упорнее будет сопротивление Испании, тем стремительнее будут действовать центробежные силы внутри этой коалиции и тем труднее будет Англии направить ее против России.
После разгрома оппозиции во Франции испанская дипломатия все настойчивее стремилась к союзу с Россией. Безрезультатность переговоров на Аландском конгрессе стала беспокоить кардинала Альберони. «Успех операции в Сицилии теперь зависит от Северной лиги, — писал он герцогу Пармскому, — и я работаю над ее созданием более восьми месяцев, используя все средства. Но я имею дело с людьми, которые родились в холодном и переменчивом климате». Поэтому он пришел к мысли форсировать создание русско-испанского союза, не дожидаясь результатов переговоров на Аландском конгрессе.
В середине ноября Беретти-Ланди представил Куракину проект союзного договора. Испания обязывалась выставить 20 линейных кораблей для операции в Северном море и 40-тысячную армию вторжения в Италию. Со своей стороны Россия должна была предоставить в распоряжение Стюартов 7- тысячный корпус и открыть военные действия в Германии. Испания обещала финансировать эту операцию. Конечно, Куракин тотчас разгадал намерение Альберони втянуть Россию в войну с Англией и Империей. Однако, чтобы не разочаровывать Беретти-Ланди, он осторожно заметил, что в нем не указана конкретная сумма субсидий и не совсем ясен порядок ее выплаты. Испанский посол обещал немедленно согласовать этот вопрос с Мадридом.
Получив эти предложения, Петр в рескрипте от 1 декабря писал Куракину, что в данной обстановке «их генеральные предложения ныне исполнить весьма трудно». Вместе с тем Куракину рекомендовалось всячески демонстрировать готовность русского правительства заключить договор и «обнадеживаниями от скорого заключения мира удержать, ибо в том есть наш интерест». И вновь Петр просил Куракина, чтобы испанцы «старались ту корону (Швеция. —
Однако испанским эмиссарам уже не суждено было встретиться с Карлом XII и «склонить» его к миру с Россией. В ночь с 30 ноября на 1 декабря 1718 г. Карл XII был убит при загадочных обстоятельствах под стенами датской крепости Фридрихсгаль в Норвегии.
При всей трудности решения вопроса о причинах гибели шведского короля все больше исследователей склоняются к тому, что Карл XII стал жертвой тщательно подготовленного заговора.
Действительно, все, кто выступал против мира и союза Швеции с Россией, все, кто опасался образования русско-шведской коалиции, должны были попытаться помешать осуществлению этих соглашений, судьба которых находилась в руках Карла XII Поэтому «шальная пуля» или какая-то другая «трагическая» случайность, которые могли бы оборвать жизнь шведского короля, разом устраняли эту угрозу и открывали пути к шведскому престолу сестре Карла XII Ульрике-Элеоноре, известной своими проанглийскими настроениями Веским доказательством преднамеренного убийства является то, что роковой для Карла XII выстрел был сделан практически в упор, хотя траншея, в которой он находился, располагалась вне всякой досягаемости ружейного огня с крепости.
Смерть Карла XII привела к резкому изменению внешнеполитического курса Швеции К власти пришли круги, которые давно ориентировались на союз с западными странами и выступали против мирного договора с Россией. Сторонник русско-шведского сближения барон Герц был немедленно арестован, предан суду и казнен.
Известия о событиях в Швеции были с нескрываемой радостью встречены в правящих кругах держав Тройственного союза. Это было естественно, так как с гибелью шведского короля исчезла угроза образования коалиции Испании, Швеции и России, да и успех Аландского конгресса оказался под вопросом. В письме к английскому послу во Франции Стэйру статс-секретарь Крэггс подчеркивал, что «если только
