Фекла.
Самовар закипел, и Суховерхов поднял его на стол. Ермолай достал чайную посуду, принес из чулана моченой морошки, соленых грибов, вытащил из печи сковороду с жареной рыбой, нарезал хлеба и вынул из кухонного шкафа бутылку водки.
— Такая гостья! Не грех и по чарке.
Сели за стол. Ермолай разлил водку в граненые стопки, но Фекла ее пить не стала, налила себе чаю.
— Ну, рассказывайте, как живете? Чем, Ермолай Иванович, нынче занимаетесь? — поинтересовалась она.
— Я ведь на пенсии. Сижу дома. Слежу за порядком, обеды готовлю.
— Очень вкусно готовит! — подхватил Суховерхов.
— Вам бы женщину. Хоть одну на двоих. Уютнее бы стало в избе.
Ермолай рассмеялся, в седой бороде блеснули ровные и еще крепкие зубы.
— Надо бы… Да где ее взять? Со мной теперь бабы не хотят связываться. Ушло мое время. А у Леонида Ивановича — школа. Ему не до баб.
— Одно другому не помешает, — неожиданно рассмеялась Фекла. — Надо вам на паях пригласить хотя бы уборщицу. Эх вы, астрономы! Звезды считаете, а себя как следует обслужить не можете. В баню-то ходите?
— Каждую субботу, — ответил Ермолай.
— А белье кто стирает?
— Сам.
— Представляю… Вот бы поглядеть! — Фекла уже совсем развеселилась, ей было забавно подтрунивать над бобылями. — После стирки белье полощешь?
— А как же! На реку к полынье хожу.
— В прорубь ни разу не свалился?
— Еще того не хватало! Ты, Феня, чем смеяться над стариком, взяла бы да и постирала.
— И возьму. Приготовь, — серьезно предложила Фекла.
— Что вы! — вмешался Суховерхов. — У вас дел много. Я могу школьную уборщицу попросить.
— Анфису? Да у нее своих забот куча: пятеро детей. До чужой ли тут стирки?
— Неужели пятеро? — удивился Суховерхов.
— Пятеро! Мал мала меньше.
— Так у нее, кажется, и мужа-то нет, — растерялся Леонид Иванович.
— А-зачем муж? В селе не вывелись мастера по этой части. — Фекла опять захохотала. — Сколько до Полярной звезды, сосчитали, а сколько детей у Фисы, не знаете. Вот так директор!
Леонид Иванович не обиделся. В самом деле, — упрекнул он себя, — как это я не поинтересовался семейным положением своего работника? Он уже не раз ловил себя на том, что ему приятно смотреть на Феклу. Она все еще была хороша собой и так весело и заразительно смеялась и говорила обо всем с удивительной прямотой. Все в ней казалось таким понятным, что обижаться на нее было просто невозможно.
Суховерхов за свою жизнь повидал немало людей и чувствовал, что Фекла была не совсем обычным и вовсе не заурядным человеком.
После чая Леонид Иванович показал ей свою горницу. Там стоял небольшой стол с аккуратно сложенными на нем тетрадями и учебниками, а также с чернильницей-непроливашкой, принесенной, видимо, из школы. На стене висел портрет Ленина. На подоконнике стоял в глиняном цветочнике полузасохший цветок. В углу разместилась простая железная койка под суконным, похожим на солдатское, одеялом.
Фекла ткнула пальцем в цветочник.
— Надо поливать, — заметила она и, повернувшись к кровати, взяла подушку, взбила ее и поставила углом вверх. Подушка сразу стала мягкой и пышной. — Вот так, — улыбнулась Фекла, видя, как Леонид Иванович, принеся воды в ковшике, осторожно поливает цветок. — Незавидное ваше холостяцкое житье. Нравится оно?
— Как сказать… — замялся Суховерхов. — Откровенно говоря, приятного мало.
— Пора мне домой, — сказала Фекла и вышла в переднюю комнату, где Ермолай, прибрав на столе, сидел с газетой в руках.
— Спасибо тебе, Феня, за приборку и за самовар. Сияет, как новый, — сказал он. — Приходи к нам почаще.
— Постараюсь. Белье для стирки приготовил?
— Если хочешь, так постирай, пожалуйста, — Ермолай вынес узелок. — Вот.
Суховерхов вызвался проводить ее.
— По правде сказать, я не привыкла к проводам, — сказала Фекла, — но если желаете…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Климцов с Киндяковым и Патокиным проездили в Архангельск почти неделю. От покупки траулера пришлось отказаться. Судно было старое — даже Иван своим неискушенным глазом сразу заметил его изъяны: траление бортовое, при котором судно имеет низкие надводные борта и рыбу матросы шкерят прямо на палубе; к тому же долго находиться в море тральщик не мог, так как надо было быстрее сдавать улов, пока он не испортился. Но главное — корабль был порядком изношен, находился много раз в капитальном и текущем ремонтах.
Офоня, обследовав машинное отделение, высказал председателю свое мнение:
— Не стоит овчинка выделки. Год-два поплаваем и на слом.
Дорофей тоже придирчиво осмотрел тральщик от форпика до ахтерпика[64] и не проявил восторга.
— Корабль настоящий, промысловый, — сказал он Климцову. — Старое судно надо уважать, а все же плавать на нем будет не только трудновато, но и рискованно. Лучше нам, Ваня, дождаться нового. Нынче, как я слышал, строят большие траулеры с морозильными установками.
Иван согласился со своими помощниками.
Представитель тралового флота, приняв после осмотра СРТ колхозных рыбаков и выслушав их мнение, не удержался от упрека:
— Что вы понимаете в судах? Такой корабль вам не нравится! Плаваете бог знает на чем, а гонора хоть отбавляй. Где купите лучшей?
— У вас же, — невозмутимо ответил Климцов, помня совет Панькина. — Вот те два судна, которые мы арендуем, можем купить. Продадите?
— Это вопрос особый. Я не могу вам сейчас ответить. Доложу начальнику управления, тогда и решим.
— Сколько ждать?
— Пару дней. Пока не уезжайте.
С тем и ушли из управления. Пока суд да дело, Иван Климцов занялся снабженческими операциями, а Дорофей с Офоней решили прогуляться по городу.
В том месте, где старинная Поморская улица пересекалась проспектом Павлина Виноградова, было очень людно. Колхозники дивились толпам спешивших прохожих: день будничный, не выходной, а народу — тьма. Дорофею такое скопление людей не очень понравилось. Здесь народу уйма, а в деревне пусто… —
