огромных зданиях напичкано людей, выходят они на обнесенные проволочными сетками пляжи и лежат там днями изнемогая от жары, духоты и тесноты… Нет, плохо на курортах. Тесно. И весь комфорт, хоть и современный, какой-то казенный, стандартный…
— Я никогда не была на курортах, — призналась Фекла.
— И не надо! — с живостью подхватил Леонид Иванович. — Здесь лучше всякого курорта. Одни озера чего стоят! Ширь, красота, раздолье! Дышится легко. — Он отодвинул от себя корзинку с ягодами. — Вдоволь наелся черники. Спасибо вам.
Фекла, заметив, что не только рот у него стал черным, но и подбородок и щеки измазаны соком, достала из кармана чистый платочек.
— У вас все лицо в ягодах. Утритесь.
— Правда? — Он послушно взял платок и стал вытирать губы. — Теперь как?
Вместо ответа она взяла у него платок, намочила его в озере и отжала. А затем влажным платочком осторожно провела по подбородку и щекам.
— Теперь ладно. Удить будете?
— Да нет. Пожалуй, хватит.
Суховерхов посмотрел на закат. Солнце стойло совсем низко над горизонтом. В летнюю пору оно здесь почти не заходило.
Фекла смотрела на Суховерхова выжидательно, и он поймал этот взгляд. Еще с того вечера, с именин, он почувствовал влечение к этой женщине и все к ней присматривался. Нравилась ему уверенность в ее взгляде, осанке, походке. Нравилось то, что она прекрасно знала себе цену и то, чего хочет от жизни. Фекла выглядела намного моложе своих лет, и во внешности, и во всем ее поведении чувствовалась сдержанная, зрелая сила.
Суховерхов молчал, сидя на влажных от росы ольховых ветках, и думал о ней. И Фекла думала о том, что вот этот скромный, немолодой уже мужчина мог бы стать ее спутником в оставшейся жизни. Он, пожалуй, ей нравился, хотя Фекла и не разобралась еще до конца в своих чувствах. Но не поздно ли в ее годы строить семью? Ведь в ее жизни уже наступает осень — с дождями, листопадом, с холодными туманными рассветами и печальными и темными вечерами.
Она прервала затянувшееся молчание:
— Идемте домой. Поздно. Уже и роса выпала.
Суховерхов поднялся и помог ей встать.
Фекла шла впереди и все время чувствовала на себе его взгляд. Он волновал, тревожил ее, однако она не оборачивалась.
Лишь когда они вошли в уснувшее село, Суховерхов поравнялся с Феклой и сказал:
— Сейчас бы сварить свежую уху! Но мой хозяин, конечно, спит.
— Ермолай-то? Спи-и-ит.
— Замечательная была бы уха! — мечтательно произнес Леонид Иванович.
— Идемте ко мне! Я затоплю плиту и сварим… — предложила Фекла.
Дома она принесла дров, растопила плиту, поставила воду в кастрюле и принялась на столе чистить окуней. Работа в ее руках спорилась. Дрова в плите весело потрескивали, в неплотно прикрытую дверцу выплескивались огоньки, пахло смолистым дымком от бересты.
— Картошки положить? — спросила Фекла.
— Пожалуй, нет. От нее утратится вкус настоящей ухи. Если положить картошки, то это будет уже не уха, а рыбный суп, — пояснил Леонид Иванович. — Лаврового бы листика…
— Положу лавровый лист. И луку, да?
— И луку, если есть.
— Есть. Как же нет?
Вскоре в избе вкусно запахло свежей ухой. Фекла разлила ее по тарелкам, нарезала хлеба, поставила солонку и пригласила гостя к столу.
— Пожалуйте кушать, — улыбнулась она ласково.
Суховерхов, заботливо переобутый в теплые валенки, сел за стол и стал есть, обжигаясь и похваливая поварское искусство хозяйки. Потом они пили чай, а после чая Леонид Иванович еще посидел, покурил и, уже подремывая, все смотрел, как в полусвете белой ночи вырисовывается перед ним округлый овал лица Феклы.
— Надо идти, — сказал он, погасив папиросу.
— Как хотите, — ответила Фекла и мизинцем стала смахивать со стола маленькую хлебную крошку.
— Вы сказали: Как хотите. А если… А если я останусь? — неуверенно спросил он.
— Оставайтесь, — сказала Фекла и тихо, взволнованно вздохнула…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Из райцентра Климцов вернулся не один. С ним прибыли секретарь райкома Шатилов и председатель рыбакколхозсоюза Поморцев. Иван Данилович повел их в правление, в комнату приезжих на втором этаже.
Оба руководителя, районный и областной, приехали сюда, чтобы ознакомиться с хозяйством, посмотреть, как ведет дела молодой председатель, поговорить с людьми и, если потребуется в чем-то помощь, оказать ее. Но помимо этого у каждого из них была и своя особая задача. Шатилова интересовало состояние партийной работы в колхозе. Он хотел выяснить, не пора ли заменить секретаря парторганизации более молодым, энергичным работником. Митенев — опытный человек, в райкоме его ценили, однако возраст у него был уже пенсионный. Поморцев хотел поделиться с колхозными зверобоями своими планами реорганизации промысла, причем реорганизации существенной, но пока еще не проверенной на практике. Он давно вынашивал идею такой реорганизации, несколько лет готовился к ее внедрению, и теперь ему хотелось знать мнение колхозных промысловиков на сей счет.
…Несколько лет назад Поморцев вылетал на вертолете на разведку тюленьих стад. По времени зверь должен был появиться в Белом море, но погода была плохая, метелило, и найти его было нелегко. Моторную зверобойную шхуну, вышедшую на промысел, затерло во льдах, и надо было ее тоже разыскать.
Вертолеты тогда еще только начинали завоевывать северное небо. Машина, на которой летели, была небольшая, из первых выпусков, но, несмотря на непогоду и слабую видимость, пилот вел ее уверенно.
Из кабины Сергей Осипович видел внизу торосистые ледяные поля и меж ними небольшие водные пространства. Мела поземка, временами полыньи затягивало белой движущейся пеленой. Поморцев всматривался во льды, искал тюленьи лежки и простым глазом и в бинокль. По законам миграции тюлени должны были в это время находится в горле Белого моря.
Ветер дул порывами, пилот следил за работой мотора, за приборами и в то же время нетерпеливо поглядывал на Поморцева, ждал команды повернуть обратно. Но вот Сергей Осипович заметил внизу небольшую темную точку. Пилот пошел на снижение, и вскоре они разглядели, что под ними зажатая во льду шхуна. Поморцев знал, что корпус у такой шхуны деревянный, с тонкой ледовой обшивкой. Не раздавило бы судно.! — подумал он.
По его просьбе пилот завесил машину над шхуной, и тогда Сергей Осипович увидел примерно в полукилометре от судна туши битого зверя на льду. Между льдиной, где они лежали, и льдом, окружающим шхуну, виднелась полоса воды. Значит, зверя набили, а собрать не смогли из-за непогоды, — с досадой
