Моя спальня в подростковые годы была совершенно не похожа на ту комнату, в которой я сплю сейчас, скромно убранную и полупустую. В той спальне всюду возвышались башни из книг. Книгами были забиты все полки, они, покачиваясь, а иногда и падая, громоздились на всех шкафах и лежали грудами даже под кроватью. В основном детективы и триллеры. В основном базирующиеся на реальных событиях. Если бы меня взяли на телевизионный конкурс «Самый умный», я бы выбрала категорию «Преступления против личности».
С моего прихода не прошло и трех минут, а воздух уже прогрелся и стены, казалось, сблизились на несколько дюймов. Мне срочно нужно было подышать свежим воздухом. Выйдя на улицу, я подошла к веткам жасмина, перекинувшимся через стену из соседнего сада. Вдохнула мягкий, сладкий запах, как будто надеялась, что он внесет ясность в мысли и вернет меня из прошлого в настоящее.
Не сработало. Я невольно переместилась на двенадцать, а то и все четырнадцать лет назад, на урок истории. И вот я уже сижу за партой, изнывая от скуки, малюю какие-то каракули в тетрадке и перешептываюсь с соседкой… Я помню, как учительница буравила меня подслеповатым взглядом. Она всегда меня побаивалась, эта училка, но иногда у нее возникало непреодолимое желание взглянуть своему страху в глаза.
— А кто твоя любимая историческая личность? — спросила она меня.
Я, как обычно, слушала вполуха — я до сих пор владею этим навыком, — пока одноклассники перечисляли стандартных Оливера Кромвеля, Леонардо да Винчи, Елизавету Первую и Эйнштейна.
— Джек-потрошитель, — не моргнув глазом ответила я.
Класс разразился хохотом. Растерянно заморгав, учительница собралась с духом и попросила меня обосновать ответ. Я и обосновала. Поведала им о надменном, глубоко несчастном Лондоне викторианской эпохи и о том, как один убийца в корне изменил наше понимание зла, таящегося в человеческой душе. Поведала о страхе, который расползался по Ист-Энду, как густой туман, и о людях, которые ликовали от беспомощности полиции.
А еще я поделилась собственной теорией насчет Джека. Мне казалось, что даже сто лет спустя убийца — или его призрак — по-прежнему смеялся над нами.
Я напрочь позабыла об этом и вспомнила только сейчас. Я действительно не помнила, что когда-то считала Джека-потрошителя своей любимой исторической личностью. А теперь письмо, подписанное одним из его псевдонимов, связало меня с убийством, совершенным в пятницу вечером.
17
Зайдя в бар «Конская голова», я сразу увидела Стеннинга и его приятелей из ОБОТП возле игрового автомата. Одного я даже узнала — Тома Барретта, констебля, с которым мы несколько часов кряду смотрели записи с камер слежения. Стеннинг заметил меня и подскочил, едва не опрокинув столик со стаканами.
— Флинт, черт тебя дери! Что ты с собою сделала?
Господи, подумаешь… Ну, распустила волосы, подкрасилась немного, надела джинсы и футболку по размеру. Почти ничего, в общем-то, не сделала, но я еще в подростковые годы уяснила, насколько тонка грань между женщиной, которую никто не замечает, и женщиной, которую не заметить нельзя. В большинстве случаев, особенно на работе, я предпочитала оставаться невидимкой: мешковатая одежда, полное отсутствие макияжа, массивные очки, несмотря на нормальное зрение, и зачесанные назад волосы. Говорю я только по делу, слов на ветер не бросаю, и до того, как меня невольно затянуло в это расследование, большинство сотрудников Саусварка, думаю, и не догадывались о моем существовании. По вечерам же я становлюсь совсем другой.
В иных обстоятельствах я бы не стала специально встречаться с коллегами. Да что там специально — я бы попыталась отделаться от них, попадись они мне случайно. Но в тот вечер я уже прихорошилась, готовясь выйти в свет, а после разговора с Эммой и всей этой непонятной ерунды насчет Джека- потрошителя сидеть дома не было никакой возможности.
— Ты только из Чизика, да? — спросила я, когда мы уселись за стойкой. — Это таки оказалась Джеральдина Джонс?
— Официальное опознание пока не провели.
— А если неофициально?
— Если неофициально, то в доме висят фотографии. Это она. Домработница говорит, что последний раз видела миссис Джонс в пятницу утром. Решила, что та, видимо, передумала и поехала играть в гольф с мистером Джонсом и их старшим сыном. Они на выходные уехали куда-то под Бат. Вернулись уже, наверное… Инспектор Таллок осталась их дожидаться.
— А потом поведет на опознание.
Стеннинг кивнул.
— А что она делала в таком районе, по-прежнему неизвестно?
Не успела я договорить, как в паб вплыла знакомая высокая фигура. Черт возьми!
— Дом обыскали, как и положено. От домработницы проку особого не было: она нервничала при полицейских, тем более в таком количестве. Вроде бы ничего интересного не нашли. Никаких, знаешь, пакетов с кокаином в сливном бачке. На первый взгляд, самая заурядная лондонская семья, верхушка среднего класса. Он страховик на руководящей должности, она подрабатывала в картинной галерее. Двое сыновей, один — врач, в интернатуре, другой — еще студент.
— И где же он сейчас, этот студент?
— Путешествует. Должен вернуться через пару дней, как раз к началу занятий.
Джосбери шел в нашу сторону, мать его растак!
— Привет, Флинт, — сказал он, остановившись рядом со мной, хотя никакой необходимости стоять так близко не было. — Что будем пить?
Прошло уже два часа, а я до сих пор и словом не обмолвилась о встрече с Эммой Бостон. С одной стороны, я понимала, что обязана это сделать. С другой, среди присутствующих старшим по званию был Джосбери, а мне вовсе не хотелось при нем вдаваться в причудливые и прекрасные теории о серийных убийцах девятнадцатого века. Во всяком случае, пока факты не подтвердятся. Если он не отмахнется от меня сразу же, то понадобятся подробности, которыми я пока не располагала. Я как раз собиралась с силами, чтобы хоть что-то из себя выдавить, когда он вдруг отошел в сторону поговорить с Таллок по телефону. Вскоре после этого компания разбилась на отдельные мелкие группки.
И что самое ужасное, все остальные, похоже, считали его благодетелем уровня мистера Уорбертона, изобретшего хлеборезку. Просто подарок всему человечеству, а не мужик. Почти весь вечер он развлекал коллег рассказами о своей работе под прикрытием.
— В общем, сижу я в «воронке», — говорил он, — с целой толпой футбольных фанатов, вижу, валяется на полу мегафон. Беру, значит, и начинаю орать прямо в окно. А они мне: «Перестань, у нас из-за тебя проблемы будут».
Все дружно рассмеялись. Поймав на себе взгляд Джосбери, я вымученно улыбнулась. Опять эти укоры совести… В конце концов, речь идет об убийстве, а я располагаю важной информацией. И не делюсь ею со следователем.
Когда Стеннинг, напросившийся мне в провожатые, наконец уехал, я опрометью кинулась вниз по лестнице, на ходу проверяя, не притаился ли кто под лестницей. Аккуратно застеленная кровать, которую я увидела, едва открыла дверь, манила со страшной силой, но с этим придется подождать. Вместо того чтобы завалиться спать, я опустила жалюзи, открыла ноутбук и ввела «убийства Джек-потрошитель» в поисковик.
…и снова стала девочкой-подростком, и в памяти всплыли все подробности убийств, потрясших Уайтчэпел в конце девятнадцатого века.
В 1888, через год после золотого юбилея королевы Виктории, маньяк, который позже войдет в
