тусклом коридорном освещении я смогла рассмотреть и его, и Таллок. Лица у обоих были напряженные и озадаченные, но никак не шокированные.
— Она там? — спросила я, прежде чем осознала, что выскочила из машины, нарушив приказ.
— Дверь взломана, — сказал Джосбери. — В квартире кто-то порылся. Но никаких следов Эммы там нет.
— По словам соседа, примерно в десять утра из квартиры донесся шум, но он не стал туда спускаться, — продолжила Таллок. — Ничего не видел. На помощь вроде бы никто не звал.
— Она же живет со своим парнем. Вы не заметили следов его пребывания?
Таллок покачала головой. Из дома вышел второй констебль, руку он держал на плече тощего соседа. Боковым зрением я зафиксировала какое-то движение и обернулась.
— Слава тебе, Господи, — только и вымолвила я.
Вот же он, такой знакомый лиловый ожог поперек бледного лица. В каких-то трех метрах от нас, у уличного фонаря, стояла Эмма Бостон. Вид она имела весьма сердитый, но сомневаться в том, что она жива, не приходилось.
31
— Сколько ты сегодня получила сообщений от Эммы Бостон? — спросила Таллок.
— Шесть, — с готовностью повторила я. — Первое пришло утром, остальные — с двухчасовыми интервалами. И с перерывом на обед.
Эмма, сидевшая в соседней комнате для допросов, уже сказала, что кто-то проник утром в ее квартиру и украл телефон. Сообщения слала не она, но делать из этого выводы я пока не спешила.
Эмма также подтвердила, что очки и туфля, которые я нашла в бассейне, принадлежат ей. Когда у нее спросили, почему она не сообщила в полицию, ответом послужил уничижительный взгляд. Еще одна жительница Лондона, которая давно утратила веру в органы правопорядка.
— Ты ей отвечала? — спросил Джосбери.
Я сказала, что отправляла короткие вежливые ответы.
— Шестое, значит, пришло в начале десятого вечера, да? — уточнила Таллок. — Когда мы как раз выехали?
— Да. В нем Эмма предлагала встретиться в Форест-Хилле.
— Если Бостон не врет, кто-то проник в ее квартиру и украл телефон, чтобы получить доступ к тебе, — сказал Джосбери, но я его проигнорировала. Было бы гораздо лучше, если бы он вышел. В его присутствии мой мозг переставал функционировать, а время для этого было самое неподходящее.
— Я ей потом перезвонила, но она не ответила и прислала еще одно сообщение. Дескать, не звони, просто приезжай. Я позвонила в диспетчерскую и поехала.
Таллок кивнула.
— И последнее ты получила уже внутри, да? Со словами «Спаси меня»?
— Значит, этот человек видел, как ты приехала, — заключил Джосбери. — Ты никого не заметила на улице? Ничего особенного не видела?
— Нет. Все было совершенно нормально. А потом я увидела очки на пожарной лестнице. И разбитое окно.
— Ты мне сказала, что слышала крики, — напомнил Джосбери. — Когда именно?
Я сделала глубокий вздох, задумалась.
— Когда поднялась до конца лестницы, — ответила я, глядя на столешницу прямо перед собой. — Откуда-то изнутри раздался звук, похожий на крик.
— Невнятный или ты различила слова?
Я покачала головой.
— Абсолютно невнятный. Никаких слов я не разобрала.
— Мужской или женский?
Господи, ну почему бы ему не сходить попить кофе? Еще один глубокий вздох.
— Не знаю, крик почти сразу прекратился. Кажется, все-таки женский.
— А какого возраста был человек, который кричал? Ребенок, взрослый, пенсионер?
Если я продолжу делать глубокие вздохи с такой периодичностью, начнется гипервентиляция.
— Не знаю. Может, кричали вообще не в этом здании. Может, это были дети на улице. Мне было страшно, и мысли путались в голове.
— Когда я тебя увидел, ты выглядела не просто напуганной — вне себя от страха. Неужели это из-за крикливых детишек?
Я развернулась так резко, что чуть не опрокинула стул.
— Хм, дай-ка подумаю. — Впервые за все это время я обращалась к Джосбери напрямую, глядя в глаза. — Восемь дней назад одну женщину зарезали насмерть. Она умерла у меня на руках. Может, из-за этого я такая пугливая стала?
Джосбери неприкрыто ликовал.
— От прошлого не убежишь, правда, Флинт? — Он лениво откинулся на спинку стула, с удовольствием наблюдая мой припадок. — От старых друзей ничего не слышно? — Он обернулся к Таллок: — Ты, кстати, знала, что твою новую любимицу когда-то поймали с наркотой и сделали официальное внушение?
— Между прочим, знала, — сказала Таллок. Мы оба на нее уставились: я — удивленно, Джосбери — хмуро. — Только не говори, что ты с таким раньше не сталкивался.
Поддержка Таллок добавила мне храбрости, которой теперь как раз хватило, чтобы выйти за рамки дозволенного.
— Что ты вообще тут делаешь, Джосбери? — спросила я. — Ты же к этому расследованию никакого отношения не имеешь.
— Ты, вообще-то, тоже, — процедил он сквозь зубы, — а все время оказываешься в эпицентре. Интересно почему? У меня к тебе еще один вопрос, Флинт. Где ты была сегодня утром, до половины одиннадцатого, перед тем как приехать на работу?
— Марк…
— Дома, — вклинилась я, перебивая Таллок. — Мне нужно было поговорить с хозяином квартиры. Сержант разрешил мне задержаться.
— И хозяин квартиры может это подтвердить?
— Он перенес встречу. А в чем, собственно, дело?
— Перестаньте…
— Пусть он уйдет, — сказала я Таллок. Брови у нее тут же взлетели к челке. — Или он уходит, или я зову адвоката.
Теперь Джосбери улыбался, и не обычной своей улыбочкой, а злобным оскалом.
— Тебе есть что скрывать? — хмыкнул он.
— Иди в жопу!
— Марк…
— Ладно, ладно. Потом пообщаемся.
Он встал и вразвалочку вышел из комнаты. Как только дверь притворилась, я закрыла лицо руками. Таллок молчала. Через пару секунд она, судя по звукам, встала и отошла в другой конец комнаты. Еще через пару секунд подала мне коробочку с бумажными салфетками. Я даже не заметила, что плачу.
— Слон в посудной лавке — это, конечно, мягко сказано, — согласилась она. — Но в чем-то он прав. Этот человек зациклен на тебе. Неизбежно возникает вопрос: почему он тебя выбрал?
Я сняла очки и вытерла слезы. Что это на меня нашло? Я же никогда не плачу. Таллок снова встала и принесла мне стакан воды. Когда она мне его протянула, рукав пиджака слегка задрался и в просвете, на правом запястье, мелькнул шрам. Дюйма два в длину, с внутренней стороны, такой омерзительно-белесый на коже цвета кофе с молоком.
