— Бесконечная бюрократия, — сказал он. — Ваша посылка прибыла десять минут назад. Займись, пожалуйста, музыкой, Трой.
Трой с улыбкой включил айпод.
Посредине металлического стола лежал серый сверток. Кейтс натянул перчатки и развернул его, как только зазвучали первые ноты.
— Инспектора Таллок сегодня не будет? — спросил он, вытаскивая тот самый пакетик, который мы видели в библиотеке. — Ну, давайте взглянем, что тут у нас.
Кейтс вытряхнул содержимое на широкий, но неглубокий поднос. Я в жизни мало слышала звуков омерзительнее, чем то чавканье, с которым вязкая масса шлепнулась на нержавейку. Пришлось сосредоточиться на музыке. На этот раз играл целый оркестр, гармоничнее и слаще, чем та соната для фортепиано. Кейтс взял щипцы и начал разгребать сваленные в кучу потроха.
— Ну, одно могу сразу сказать: материал свежий.
— Откуда вы знаете? — спросил Андерсон.
— А вы понюхайте, — предложил Кейтс.
Мы с Андерсоном переглянулись, но остались на своих местах.
— Ага, — продолжал патологоанатом, — сердечко, как я и думал.
Оркестровая музыка стала громче. Кейтс отодвинул сердце на другой конец подноса. Бледно-розовый мускул размером с мой кулак. Из расширения сверху торчали два крупных, грубо усеченных сосуда с запекшейся кровью.
— Человеческое? — спросил Андерсон.
В отсутствие босса он уже не петушился.
— Возможно. Размер подходящий, но нужно будет проверить.
Кейтс поддел что-то щипцами — и я отпрянула в неясном ужасе.
— А вот это — точно человеческое.
Он поднес сгусток ткани поближе к свету. Почти что круглой формы, а размером примерно в половину грейпфрута.
— О нет, только не это! — взмолился Андерсон.
— Насколько мне известно, — сказал Кейтс, по-прежнему глядя на зажатый в щипцах объект, — только у представителей homo sapiens имеются полноценные груди, а не вымя, без шерсти вокруг соска.
— Это он? — Андерсон смотрел на меня. — Потрошитель? Это он отрезал…
— Да, — сказала я. К горлу подступало что-то сладкое и липкое. — Мэри Келли отрезали обе груди. Но он не забрал их с собой. Бросил прямо там, рядом с трупом.
— О господи… — пробормотал Андерсон.
— Тут еще что-то есть, — сказал Кейтс, сооружая новую кучку окровавленных тканей. — Но это точно не органика.
Мы с Андерсоном подождали, пока он дойдет до раковины. Вступило фортепиано — легкое, чистое, но при этом невероятно грустное. Кейтс включил воду. Через пару секунд он вернулся и положил что-то на стол. Нам не оставалось ничего другого, кроме как подойти ближе.
Отмытое от крови украшение сияло в лучах искусственного света. Это было скромное, недорогое ожерелье из серебра: по большей части цепочка, но перед, который должен лежать на ключицах, составляли буквы женского имени.
Элизабет.
— Мы нигде не упоминали, что он дает своим жертвам имена, — сказал Андерсон, с тревогой проводя ладонью по лицу. — Ни об этом не рассказывали, ни об одежде. Мать его разэдак, он до сих пор на свободе!
52
— Последнюю жертву обнаружил ее собственный муж, примерно два часа назад, — рассказывала Таллок, когда я вошла в диспетчерскую. — Он рано вернулся с работы, чтобы переодеться к вечернему приему. Наверное, это можно назвать счастливым стечением обстоятельств, так как в противном случае тело обнаружил бы ее ребенок.
Сержант Андерсон был прав. Он до сих пор разгуливает на свободе. Приехав в участок, мы узнали, что найдено третье тело. Андерсон поехал на место, а я осталась ждать новостей.
На часах было начало восьмого, и большинство ребят уже вернулись из Хэммерсмита, где и произошло убийство. Я нашла себе свободный стул.
— Врач, побывавший на месте преступления, считает, что ее убили еще утром, — сказала Таллок. — Следов взлома или сопротивления не обнаружено. Если не считать главной спальни, дом остался в неприкосновенности. Надеюсь, мне больше никогда не доведется увидеть такую спальню…
Она нажала кнопку на компьютере, развернув фото на весь экран. На широкой кровати лежала коротко стриженная брюнетка — ногами на подушке, головой в изножье. В остальном же… Сказать что-то определенное было трудно.
В диспетчерскую вошел Джосбери, уже без перевязи на руке.
— Нам кажется, что убийца заставил ее лечь на спину, — продолжала Таллок. — Возможно, как и наш приятель Купер, он угрожал ей пистолетом, боевым или игрушечным. Подошел сзади, взял за волосы и запрокинул голову, после чего перерезал горло слева направо. То есть он, судя по всему, правша. Точнее мы сможем сказать после вскрытия, но похоже, что разрезов было несколько.
Комната на фотографии выглядела так, будто кто-то забрызгал ее краской из аэрозоля.
— Кровь в основном поступала из перерезанного горла. А значит, он дождался ее смерти и только потом начал глумиться над трупом. Следов пыток или изнасилования не обнаружено.
— Другой убийца? — с надеждой предположил Стеннинг.
— Не исключено, — кивнула Таллок. — Она не мучилась, как Аманда Вестон. С другой стороны, таких посмертных увечий никому еще не наносили: с живота и ног содраны целые полосы кожи, почти все внутренние органы вырезаны и разбросаны на кровати, реберный каркас размозжен — возможно, молотком, — а после разомкнут посредине. Ей удалили сердце и отрезали грудь. Одну нашли на месте. Вторая угодила в детский зал библиотеки «Виктория».
По комнате пробежало нечленораздельное бормотание.
— Прости, Дана, я не расслышал, как ее зовут, — сказал Джосбери. Он по-прежнему потирал левую руку, как будто та еще не зажила.
Я тоже «не расслышала», всю вторую половину дня просидев в другой комнате.
— Бенн, — прочла Таллок в своих записях. — Шарлотта Бенн. Замужем за Ником, барристером по уголовным делам. Двое сыновей, — уже тише добавила она. — Феликс, двадцать шесть лет, и Гарри, двадцать два. Дочке, Мэделин, семнадцать, она еще… Лэйси, какого… Господи, да ловите же ее!
Вокруг меня вдруг все засуетились. Кто-то — кажется, Стеннинг — поддерживал меня в вертикальном положении. Сбоку подтащили стул, усадили… Черная туча в голове начала таять.
Я сидела в другом конце комнаты, возле двери, и убей бог не помнила, как вставала и переходила сюда. Передо мной была Майзон со стаканом воды. Я машинально взяла его. Рядом стояла, пригнувшись, Таллок. Я не сводила глаз с двери.
— Тебя отвезут домой, — распорядилась Таллок. — Будешь на больничном, пока я лично не разрешу выйти.
— Нет, — сказала я громче, чем рассчитывала. Сделав глубокий вдох, я продолжила уже потише: — Все в порядке. Мне просто нужно побыть одной. Я пойду поищу свободную комнату.
Таллок хотела было возразить, но, взглянув на часы, поняла, что у нее нет времени нянчиться со мной.
— Ладно, иди в соседнюю комнату. Пит, отправляйся с ней.
Встать я, как ни странно, смогла без посторонней помощи. Задавшись целью дойти до двери, я
