и кипящем жизнью вагоне. Когда поезд заехал в туннель, Донна почувствовала, как капелька скользит все ниже и ниже, пока не подползла, наконец, к краю ее юбки. Она подумала, может ли остановить ее дальнейшее продвижение, просто сжав ноги, или придется использовать носовой платок. Интересно, а носила ли она раньше носовой платок? Она задумалась и о том, чья это капелька — Грега или Вона?
Сегодняшняя ночь была весьма бурной, но в этот ранний утренний час она опаздывала на работу.
Я продолжила в том же духе. Триста пятьдесят семь страниц бесконечного и подробного описания сексуальных похождений. Я сама не могла поверить в сделанное. Как мне удалось придумать столько откровенных историй? Да, полагаю, на первый взгляд роман мог показаться очередным женским чтивом: одинокая девушка в большом городе ищет любовь и… находит ее. Несколько раз подряд. «Название твоей книги написано розовым витиеватым шрифтом, и в нем точно следовало упомянуть слово «секс»», — вот как сформулировала свою мысль Мэри.
Донна оказалась весьма распутной девушкой, эдакая Индиана Джонс эротики. А поскольку у нас не было ни малейшего сходства, пришлось позаимствовать некоторые черты у человека, действительно имеющего много общего с моей героиней. У Энта. Я наблюдала за каждым его шагом с четырех лет, и потому он стал прототипом моей героини. Я не испытывала никаких угрызений совести, копаясь в его личной жизни, ведь книга писалась вовсе не для публики, и, будь моя воля, никто бы так и не прочитал это творение. Но теперь, когда с книгой ознакомились почти все жители Лондона, я чувствовала себя просто ужасно.
— Не могу поверить, что ты описала меня в книге и даже не поделилась этим, — пробормотал Энт.
— Она не была предназначена для чужих глаз, — смиренно произнесла я.
— Как ты могла ничего мне не рассказать? Я твой самый старый друг. Между прочим, рассказал тебе о своей нетрадиционной ориентации в тот самый момент, когда понял это.
Как я могла забыть? Нам было по четырнадцать, и Энт объявил, что ему очень нравится мой бойфренд. Мы сильно поссорились и не разговаривали несколько недель.
— Я всегда говорил тебе обо всем, — продолжил он. — Не стоило так стараться, раз ты решила поступать иначе. Целых два года скрывала от меня правду!
— Мне так плохо, Энт.
— Правильно. И поделом тебе!
— Мне очень жаль! Даже не надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить.
— Простить тебя? Черт побери, да мне следовало подать на тебя в суд. Я пойду в душ.
Он поднялся с дивана и потопал в ванную комнату.
Энт появился двадцать минут спустя. Слава Богу, он сбрил свои ужасные усики. Во время его отсутствия я не бездельничала: на кофейном столике его ждал поднос с завтраком. На часах было пять тридцать, возможно, немного рановато для еды, но я отчаянно хотела получить прощение.
— Предложение мира.
Энт ничего не ответил. Он лишь взял сандвич с беконом и откусил огромный кусок. Молча начал жевать… А потом открыл рот… чтобы еще раз откусить. Боже мой, как мне хотелось, чтобы он наконец-то произнес хоть что-нибудь!
— Энт, мне, правда, очень, очень, очень жаль. — Из меня потоком полились слова. — Я должна была сказать тебе, но все произошло так быстро и…
— У тебя для признания было целых два года.
— Знаю, — произнесла я с жалким видом. — Не проходило и дня, чтобы я не думала: нужно поднять трубку и набрать телефонный номер. Но чем дальше, тем тяжелее казалась задача… Должно быть, ты меня ненавидишь, — завершила я свою речь не менее жалко, чем начала.
— Если хочешь знать, на самом деле я горжусь тобой, — сказал он тихо. — До сих пор не могу поверить, что ты написала книгу. Не пойми превратно, я в твоем авторстве вовсе не сомневаюсь. Ты всегда была очень умной, мне это отлично известно. Просто невероятно, что ты решилась ее издать.
— Не я… Нужно благодарить Лизу.
Закончив работу над историей жизни Донны, я тотчас же забыла о ней. У книги не было названия, но я не видела в этом необходимости, поскольку роман не предназначался для печати. Зато терапия действительно помогла. Мне окончательно удалось выбросить Джейка Бедфорда из головы. Только иногда я испытывала приступы острой боли, большей частью когда, заходя в книжный магазин, видела книгу в бумажной обложке со взрывающимися планетами и сломанными роботами-андроидами — или наоборот.
Все бы продолжалось в том же духе, если бы не Лиза. Однажды сестра зашла ко мне после вечеринки и долго не могла уснуть, она нашла лэптоп, а в нем — историю Донны. Вся моя жизнь в тот момент коренным образом изменилась.
— Потрясающе, Эми. Забавно, талантливо написано… И ужасно непристойно, — выдохнула она на следующее утро. — Не знаю, как тебе такое удалось. Я страдаю от творческого кризиса, даже составляя список покупок. Ты просто обязана отослать ее какому-нибудь издателю.
— Не собираюсь, — отрезала я. — Моя книга — чушь.
— Вовсе нет, это лучшее произведение после… э-э… после «Над пропастью во ржи».
— А ты когда-нибудь читала «Над пропастью во ржи»?
— Да какое это имеет значение? Все, кто читал, отзываются о ней как о великом произведении. А твое творение ничуть не хуже. Разговор окончен.
— Правильно, разговор окончен. Я не собираюсь ничего никому показывать, поэтому можешь забыть свою бредовую идею.
Но забыть так просто Лиза не могла. Она изводила меня в течение нескольких недель, пока я, наконец, не вышла из себя и не удалила документ в корзину для мусора. Все.
С Донной покончено.
Финита.
Вернее, могло бы быть покончено, но Лиза еще раньше переслала роман на свою электронную почту, сохранила в персональном компьютере, распечатала и разослала полудюжине литературных агентов. Конечно же, она бы не рассказала мне о своих планах в случае шести отказов. Но дело в том, что отказов было только пять. Шестой агент захотел встретиться с Шоко Лад. Псевдоним тоже придумала Лиза. («Для того, чтобы сохранить анонимность. Великолепно, не правда ли? Мне пришло это в голову, когда я жевала печенье «Танниксти-кейкс»».)
Я нечасто ору, но в тот раз Лизу чуть не стерло с лица земли вспышкой моего гнева. Она была шокирована, поскольку и правда полагала, будто сделала мне приятный сюрприз. Я решила пройти путь справедливого гнева до конца, поэтому не стала показывать сестре, что в глубине самого заветного уголка своей души я просто прыгала от счастья.
Да, я отчаянно сопротивлялась и твердила: история Донны слишком личная и уж точно не предназначена для публики. Но несмотря на это, разве можно было не ликовать? Ведь написанная мной книга произвела на кого-то (не просто на кого-то, а на литературного агента) сильное впечатление и ею решили заняться. У Бриджит Джонс ведь тоже был литературный агент… Вернее, у той женщины, что ее придумала. А потом вдруг у меня мелькнула ужасная мысль. Бриджит Джонс создала вменяемая и разумная особа, у которой хватило ума не посвящать триста пятьдесят семь страниц бесконечному, откровенному, грязному сексу. Только я могла сделать такую глупость. В тот момент мне стало не по себе, меня охватило смущение при мысли о написанной мной грязной пошлости. Злость, тайное волнение, неловкий стыд — чувства сменялись, будто в калейдоскопе.
Через некоторое время мне удалось немного успокоиться и встретиться наконец с Мэри Маккензи.
— Только из любопытства, Лиза, и дальше одной встречи дело все равно не пойдет, понятно?
— Абсолютно ясно, Эми. Одна встреча, и потом мы никогда больше не вернемся к этому вопросу.
Уже через два дня у меня оказался собственный агент. Через десять недель — свой издатель и авторский гонорар в пять тысяч фунтов. А спустя два года я сижу на диване, держу в руке сандвич с беконом, а мое имя совсем скоро напечатают в «Дейли мейл».
