— Качайте.
Железное коромысло заработало, в трубах послышалось журчание и побежало вниз по ступенькам в погреб, напоминая плеск фонтана, плеск в бассейне с золотыми рыбками.
Прошел час, другой, третий.
Комендант в бешенстве шагал по кухне; время от времени он ложился на пол и прислушивался, стараясь понять, что делает неприятель, и спрашивая себя, скоро ли он капитулирует.
Наконец неприятель зашевелился. Было слышно, как он передвигает бочки, переговаривается, плещется в воде.
И вот около восьми утра через отдушину донесся голос:
— Я хотель кафарить каспадин французский официр.
Стараясь особенно не высовываться, Лавинь спросил:
— Сдаетесь?
— Здаюс.
— В таком случае выбросьте оружие во двор. И тут все увидели, как из дыры вылетела и упала на снег винтовка, за ней другая, третья — все шесть винтовок. Тот же голос крикнул:
— Польше нэт! Побистрее: мой тонуль.
Комендант скомандовал:
— Отставить!
Рычаг насоса опустился и замер.
Когда кухню заполнили ополченцы, ожидавшие, что будет дальше, и державшие ружья наизготовку, комендант поднял дубовую крышку люка.
Сперва показались четыре мокрые головы, четыре белобрысые головы с длинными бесцветными волосами, и, наконец, из погреба, один за другим, вылезли шестеро дрожащих, мокрых, растерянных немцев.
Их схватили и связали. Затем, опасаясь какого-нибудь сюрприза, все тотчас же отправились в обратный путь, разбившись на две группы: одна сопровождала пленников, другая — Малуазона, которою уложили на тюфяк, а тюфяк — на жерди.
В Ретель вернулись с торжеством.
Лавинь был награжден орденом за взятие в плен прусского авангарда, а толстяк булочник получил медаль за ранение в бою с неприятелем.
