ограничивается бисквитом с минеральной водой «Виттель». Я налил в кружку душистый пенистый сидр, насыпал туда соды, залпом выпил и лег, дав себе слово в дальнейшем быть благоразумнее.
Слова своего я не сдержал. В мою честь был устроен званый ужин для самого узкого круга: директор лицея с женой, хозяин станции по обслуживанию автомобилей с женой, главный врач больницы с дочкой, женщиной лет тридцати, которая курила, даже поднося вилку ко рту.
Меня называли доктором, как обычно называют врачей, а не химиков, пили за мое здоровье и здоровье госпожи Пуапель и Иветт, которым передовая французская наука обязана тем, что ее выдающийся представитель остался в живых, так как с риском для жизни они спасли его в период оккупации, господин Леннек посоловевшими глазами присматривался к тому, как улыбается мне Иветт, а я проникался все большим расположением ко всем этим людям.
Они здесь были, по-видимому, уже не в первый раз, так как никто будто бы не замечал запаха, исходившего от Лярусса, и, казалось, принадлежали все к одной какой-то странной секте, исповедующей идею относительности общепринятых ценностей. Во всяком случае, в их словах в разной форме по разным поводам мелькали мысли о том, что бытие так непродолжительно по отношению к бесконечному небытию, что комфорт и другие преимущества бытия не стоят тех усилий, которые на них затрачиваются. В общем, если можно представить себе веселый поминальный ужин, в котором бы участвовали доброжелательные и несколько нетрезвые люди, то они, вероятно, вели бы между собой примерно такие или похожие разговоры.
На десерт были поданы розовощекие, словно только что сорванные с ветки яблоки – мне объяснили, что их теперь заворачивают не в бумагу, как прежде, а в специальную пленку, и они сохраняются в первозданном виде до нового урожая. Дочка главного врача мадемуазель Равелон разрезала яблоко и внезапно отшатнулась, выронила сигарету, испуганно посмотрела на своего отца и вся словно сжалась. Я посмотрел на яблоко. Там был изогнутый червяк. Формой своей он напоминал существо, которое я увидел на старом кладбище. Присутствующие сделали вид, что ничего не заметили, а Иветт молча взяла яблоко и вынесла его за дверь.
Спал я плохо, часто просыпался, каждый раз пил сидр с содой, мне ничего не снилось, но, просыпаясь, я, словно в тяжелом кошмаре, вспоминал отвратительное существо, которое увидел в разрытой могиле, и то, как переглянулись Иветт и мадам Пуапель, и как испугалась червяка мадемуазель Равелон, и думал, что, по-видимому, я заболел каким-то странным, несомненно, психическим заболеванием. И начало его лежало не на этом кладбище, а еще в Париже. Зачем бы я иначе сюда приехал через столько лет.
Когда я проснулся утром и допил свой сидр с содой, все, кроме госпожи Пуапель, уже разошлись – Иветт и Жюстин в школу, а господин Леннек на станцию по обслуживанию автомобилей. Я отказался от завтрака, сказал, что погуляю, и решительно, не оставляя себе времени на то, чтобы раздумать, отправился на старое кладбище.
Когда я заглянул издали в разрытую могилу – я остановился за несколько шагов от края, – то увидел, что там ничего нет. Казалось, это должно было меня особенно встревожить, значит, я в самом деле подвержен теперь галлюцинациям, но я, наоборот, успокоился. Я подошел ближе и решил, что спущусь в яму, хотя мне очень не хотелось этого делать.
И тут я заметил, что уже в другом углу под слоем земли и глины что-то шевелится, мне показалось даже, что я различаю беловато-грязную кожу. Я отступил от могилы, поискал глазами и увидел то, что мне нужно, – повалившийся крест, сваренный из водопроводных труб, длиной метра в полтора. Я взял ржавый тяжелый крест в руки, вернулся к яме, опустил трубу вниз и стал ковырять ею в том месте, где, как мне показалось, шевелилось это существо. Оно было на месте. Оно по-прежнему что-то жевало и едва двигалось, и никак не реагировало на то, что я разгребаю землю концом трубы. Но когда я нечаянно толкнул его этим тупым концом, оно вдруг негромко завизжало, как визжит ушибленная крыса. Я вытащил крест, бросил его на землю и быстро ушел.
Это не было галлюцинацией. Это было какой-то бессмыслицей. Находка нового жука – событие в науке. А здесь – совершенно неизвестное существо, и никто об этом не слышал?…
На лице Иветт я увидел ту же решимость и ту же боль, как в тот день, когда я снова ушел к партизанам. Она тогда словно предчувствовала, что я к ней не вернусь. По указанию руководителей местного Сопротивления меня переправили в Англию, где я учился готовить взрывчатку из подручных средств. Там и началась моя карьера химика. Впервые я увидел ее прежней Иветт.
– Не нужно было снова туда ходить, – сказала она.
– Не нужно было, – подтвердила госпожа Пуапель.
Мы были втроем на кухне, и лица женщин были напряжены и сосредоточены.
– Мы знаем об этом, – сказала Иветт. – Хоть сами не видели. И не слышали, что уже и на старом кладбище…
– Не понимаю, – сказал я. – Значит, какие-то люди сталкивались с этим существом?
– Да, – сказала Иветт. – Только не тут, а в лесу возле Рейгана.
Я был ошеломлен.
– Но ученые, специалисты какие-нибудь обследовали это явление? Что это все-таки такое?
– Не знаю, – ответила Иветт.
Я не хотел их обидеть, но все-таки сказал, что у них здесь какие-то средневековые нравы, какое-то отношение к явлениям природы, как к оборотням или ведьмам, что прежде всего следовало сообщить об этом каким-нибудь специалистам, которые смогли бы разобраться в том, что же это такое.
– Не знаю, – снова сказала Иветт. – У нас об этом, наверное, все слышали. Но разговаривать не станут. Страшно всем и гадко. Может, только господин Блоссак. Это наш инспектор. Он естественник. Преподает биологию. Поговори с ним…
После того, как я прикоснулся к этому похожему на человеческий зародыш существу концом железной трубы и услышал негромкий писк, меня не покидало странное ощущение легкого недомогания – что-то вроде начинающегося гриппа: озноб, и тихий звон в ушах, и слегка ломило суставы.
– Как вы? – спросила госпожа Пуапель. – Я вам сейчас грога горячего… С ромом. Может, вы приляжете?… – И, цедя слово за словом, неохотно добавила: – Говорят, кто это увидит, потом чувствует себя нездоровым…
Ночью мне снилось, что в комнате ослепительный свет, я каждый раз просыпался от этого, но было
