— Захлопни пасть и вали отсюда. Ты меня раздражаешь.
Не найдя, что ответить, шахматист-любитель перестал вещать об истории этой благородной игры и покинул клуб.
Пакс поднял обе руки и положил их на стол, растопырив пальцы. Тем самым он показывал, что у него нет оружия.
Драки не будет. Хоукер внимательно смотрел на плечи Пакса, на напряженные мускулы шеи, на натянутые сухожилия рук, но это было лишь проявлением многолетней привычки. Пакс не нападет на него. А если бы и захотел это сделать, то действовал бы без предупреждения.
— Нам нужно поговорить. За стойкой есть кладовая.
— Спокойное место. — Пакс говорил так, словно они по-прежнему работали в одной команде и спланировали это заранее. — Хорошо.
— После тебя.
Хоукер видел Пакса прижатым к стене и дерущимся, словно одержимый. Видел, как он с залитыми кровью глазами выбирался из окопа на поле боя под Казано. Видел его пьяным в стельку. Но еще ни разу в жизни ему не доводилось видеть такого пустого, ничего не выражающего взгляда.
А посетители клуба тем временем поднимались со своих мест, надевали плащи, шляпы, складывали на барную стойку газеты, записывали расстановку фигур на досках, спешно допивали большими глотками бренди. Пакс лавировал между ними. А Невидимка, невольно выдавший его Хоукеру. разговаривал с Жюстиной. Пакс прошел мимо него, даже не удостоив взглядом.
Комната, что располагалась позади барной стойки, была чем-то средним между кухней и кладовой. Здесь был небольшой камин, стол и несколько грубо сколоченных лавок. На полках вдоль стен хранились чашки, тарелки, перевернутые вверх дном стаканы, опрокинутые бутылки, стопки отутюженных салфеток. В углу стояли веник с ведром, а за дверью прятался огромный медный сосуд для воды.
Пакс вошел в кладовую и остановился, заложив руки за спину. Он не повернулся. Может быть, пересчитывал полотенца, а может, ждал наказания. Пакс мог вести себя весьма драматично, и Хоукеру иногда казалось, что место его друга на сцене, а не в разведке.
«Что я ему скажу? Да и что можно сказать в данной ситуации?»
— Никогда не понимал, почему удар в спину считается подлостью. Во-первых, это безопаснее для самого нападающего. А во-вторых, если мне нужно кого-то убить, я предпочитаю не видеть его лица.
— Ты слишком чувствителен, — ответил Пакс.
Хоукер подошел к Паксу и стал вместе с ним изучать хранящиеся в кладовой вещи.
— Я не знаю, что будет дальше. Наверное, я начну задавать вопросы, а ты — лгать в ответ. В какой-то момент один из нас оскорбит другого, и с этого момента разговор уже не будет мирным.
— Тогда пропустим этот момент.
— Я и сам об этом подумал. Но будь я проклят, если знаю, что делать.
— Ты ловил французских агентов и прежде.
Признание Пакса в том, что он французский агент, поразило Хоукера. точно улар молнии. Еще десять минут назад они были по одну сторону баррикад. Две минуты назад они молча смотрели друг на друга. И вот теперь заговорили.
— Ты признаешь себя французским агентом?
— Слово не воробей. — Пакс начал медленно разворачиваться лицом к Хоукеру, вытянув руки в стороны и показывая тем самым, что он безоружен. Только это не имело значения. Пакс не нуждался в оружии. — Восемь лет назад я неосторожно позволил тебе увидеть условный сигнал. Я был уверен, что его никто не заметил.
— Это был один из ваших секретов.
— Да, мы придумали несколько условных сигналов, но в тот момент мне просто необходимо было использовать этот. Ведь Невидимки в мансарде готовы были броситься на нас и разорвать на куски. — Пакс внимательно посмотрел поверх плеча Хоукера на быстро пустеющий клуб. Он хотел убедиться, что их никто не слышит. — И они сделали бы это.
— Кровожадные твари.
— Мы не были паиньками. Та мансарда… В феврале там было холоднее, чем на Северном полюсе. Зимой и летом нам давали только одно одеяло. Нам говорили, что мы солдаты Франции. А солдаты спят на земле в любую погоду.
— Готов поклясться, солдаты от этого не в восторге.
— Но нам приходилось отвечать, что все замечательно. Что мы готовы отдать весь свой дневной паек солдатам в окопах. Еду у нас отнимали в самый неожиданный момент, когда мы были более всего голодны. Мы никогда не могли догадаться, когда подобное произойдет.
— Наставники совершали ошибку, моря вас голодом.
— Зато мы научились лгать.
— Я пытаюсь подсчитать, когда ты…
— Я был одним из первых. Когда я попал в мансарду, более сильные дети устанавливали свои правила и подавляли более слабых. Отбирали у них еду и одеяла. — Губы Пакса дрогнули в усмешке. — Я тоже устанавливал правила. Получилось так, что я оказался одним из сильнейших.
— Знаю я твои правила. Никогда не надевай зеленого. Бей грубо и часто. Не гнушайся лжи.
— У нас это звучало несколько иначе: выбирай лидера, никогда не предавай товарищей, защищай их, заботься о младших.
Шум в клубе постепенно начал стихать. Женщина, которая разливала напитки и получала с посетителей деньги, направилась было в сторону кладовки, но, встретившись со взглядом Хоукера. передумала и прошла мимо.
А Пакс продолжал говорить, не делая неожиданных движений и держа руки на виду.
— Мы назвали себя Невидимками. Наши наставники стали использовать это имя позже, но первыми придумали его мы. Они не знали, что мы прячемся от них. — Он на мгновение задумался. — Те, кто пришел после меня, следовали установленным правилам. Ни один из разоблаченных тобой Невидимок не навел тебя на след своих товарищей.
— Ни один.
— Когда мы вошли в мансарду той ночью, дети выбрали главаря, который говорил за всех. Тех, кто помладше, закрыли своими спинами. Они знали условный сигнал, подаваемый с помощью пальцев. Это я его придумал.
— Он-то тебя и выдал. Греческая богиня возмездия постаралась. Не помню ее имени.
— Немезида.
— Она самая. Кем ты был до того, как оказался в «Каретном сарае» и стал одним из Невидимок?
Пакс отрицательно покачал головой.
— Честный ответ. Ты прав — это не имеет значения.
— Теперь уже не имеет.
— Ты не англичанин. Ты был шпионом с того самого дня, как появился на Микс-стрит.
— Да. — Пакс резко дернул головой. — Нет. Я был… — Он осекся и замолчал.
Громко стукнула дверь клуба за одним из раздраженных посетителей. Удар был столь силен, что стекла в окнах задрожали. Громкий звук ударил по натянутым как струна нервам. Дьявол, как же тяжело!..
— Ты не сын британского агента.
— Я не сын Джеймса Пакстона. Я занял место мертвого мальчишки. Взял его имя. Позволь мне сесть. — Пакс не стал дожидаться позволения и скрючился на лавке, вытянув руки перед собой. — Я не ожидал, что проживу с этой легендой так долго.
— Я обязан поставить в известность Каррадерс.
— Другого я и не ожидал.
— Она пошлет за тобой своих людей.
Пакс был настолько спокоен, что мог посоперничать с мраморной статуей.
— Ей захочется узнать, какую информацию я передал французам.
— Она пошлет за тобой несколько человек. Ведь тебя не так-то просто взять живым. Но тебя
