— И свеча, — с улыбкой ответил мой друг, вытаскивая из кармана свечу. — Мне показалось, что на Литтл-Колледж-стрит их слишком много.
Он отдал мне трость и зажег свечу. Мы закрыли за собой входную дверь и направились к лестнице. Оскар держал свечу между нами, его глаза блестели.
— А у Билли Вуда был ключ? — спросил я.
— Я полагаю, да. Скорее всего, он получил ключ от Беллотти или Апторпа, но я не исключаю, что ключ ему не потребовался… Возможно, его впустила экономка…
— Вы думаете, она могла быть той «взрослой женщиной»?
— Кто знает?
— Но какая она, Оскар? Сколько ей лет?
— На этот вопрос я не могу ответить! — воскликнул он и так тяжело вздохнул, что свеча едва не погасла. Оскар в раздражении отвернулся от меня. — Не могу, потому что не знаю. Я не посмотрел на нее, даже мимоходом! Я опаздывал, мои мысли витали где-то далеко. Она открыла дверь, я прошел мимо. В тот день было очень жарко. Я положил шляпу и трость и сразу, без малейшей паузы, начал подниматься по лестнице. — И Оскар начал взбираться по ступенькам, держа свечу высоко над головой. — Я опаздывал. Я договорился встретиться здесь с учеником в три часа…
— С учеником? — перебил я его. — Я думал, речь шла о друге?
— Конечно, — нетерпеливо ответил Оскар, — ученик и друг… мой студент. Это не имеет ни малейшего значения. — Он продолжал подниматься по лестнице. — Все дело в том, что я опаздывал на тридцать минут, или даже больше, поэтому очень спешил. И не обратил на экономку ни малейшего внимания — каким же я был глупцом!
Мы добрались до площадки и остановились возле закрытой двери комнаты, в которой Оскар нашел труп Билли Вуда. Мой друг немного помедлил.
— Тише! — прошептал он. — Тише! Послушайте! — Я так и сделал, но ничего не услышал. — Что это было? — спросил Оскар, протягивая мне свечу.
Я ждал и через несколько мгновений уловил слабый звук, доносившийся из комнаты, возможно, приглушенный плач ребенка или где-то далеко скулил раненый пес. Мы подошли ближе к двери, жалобные звуки стихли, но после короткой паузы, словно кто-то затаил дыхание, послышался необычный скрежет, а в следующее мгновение мне показалось, будто кто-то принялся стучать кулаком по стеклу. Оскар резко распахнул дверь, и в этот момент к нам вылетела маленькая птичка, которая тут же метнулась обратно в комнату, — она отчаянно взмахивала крылышками, снова и снова ударялась о стены, пол и потолок, яростно билась в оконное стекло.
— О господи! — воскликнул Оскар. — Это душа Билли Вуда, которая оказалась здесь в плену! Мы должны выпустить ее на свободу.
Он бросился к окну, толкнул обеими руками раму и широко распахнул створки. Затем встал спиной к стене, и как только он это сделал, птичка вылетела на улицу.
— Вы поступили правильно, — сказал я.
— Это была ласточка, — проговорил Оскар, закрывая окно. — «Бог поругаем не бывает».[81] — Он закрыл оконную задвижку. — Мы оставили окно открытым, когда были здесь с Конаном Дойлом?
— Вполне возможно, — ответил я. — День был душным, я не помню. Может быть, миссис О’Киф открыла его, когда была здесь?
— Может быть. — Оскар стоял и смотрел на пустую комнату. — Удивительно, как мало мы помним даже в тех в случаях, когда события кажутся нам яркими. Мысленный взор не похож на фотоаппарат; скорее, это кисть художника. Увы, он не воспроизводит реальность. Он способен вернуть цвет дня, чувства, которые у вас возникли в какой-то момент, но детали исчезают. Вполне подходящий инструмент для поэтов и художников, но для детективов совершенно бесполезен!
Мой друг медленно подошел к окну и выглянул на улицу.
— Что я помню о вторнике тридцать первого августа 1889 года? Слишком мало, Роберт, слишком мало! — Он повернулся и пристально посмотрел на меня. — Примерно в половине четвертого я стоял на пороге этой комнаты — там, где сейчас стоите вы, — и что же именно я увидел?
— Вы увидели тело Билли Вуда.
Оскар перешел в центр комнаты.
— Билли лежал здесь. Его голова находилась там, где сейчас мои ноги, обнаженное тело было залито кровью, но его руки и ноги показались мне ослепительно-белыми. Так много крови! Где находилась его одежда? Не могу сказать. Я запомнил персидский ковер на полу. И свечи, которые стояли полукругом возле головы, они почти догорели, однако фитильки еще мерцали. Сколько их было? Четыре наверняка, возможно, шесть.
— И нож. Вы сказали, что был нож.
— Да, маленький нож. Или бритва. Лезвие сверкало, я помню, что оно испускало свет.
— А это важно?
— Если бы Билли убили им, оно было бы запачкано кровью.
— Разве его не могли сначала использовать, а потом вытереть?
— Могли, конечно, — не стал спорить Оскар.
Он прошел по воображаемой линии, начерченной вокруг тела, и встал рядом со мной. Достав сигарету, прикурил от свечи, которую я продолжал держать в руке, и мы вместе посмотрели на голые половицы.
— И что осталось в памяти самым ярким из увиденного в тот ужасный день? — спросил я.
Сигаретный дым медленно поднимался изо рта и ноздрей Оскара, образуя облачко над головой.
— Ужас, — ответил он, — и багряная кровь… то, каким красивым и невинным казался Билли. Его тело было залито кровью, но лицо оставалось чистым и безмятежным. Билли лежал с закрытыми глазами, так, будто обрел покой, Роберт. Его зверски убили, но он выглядел счастливым. Как такое возможно?
— Мне непонятно другое: мы вернулись на место преступления менее чем через двадцать четыре часа после убийства и обнаружили, что в комнате не осталось никаких следов ужасного преступления. Всё убрали.
— За исключением капель крови, найденных Артуром! — Оскар отошел от меня, чтобы осмотреть правую стену. — Где они, Роберт? Где кровь? — Он тщательно изучил стену, даже провел по ней рукой. — Дайте-ка свечу, становится темно. — Я отдал ему свечу. Мы остановились на том самом месте, где стоял Конан Дойл. — Артур обнаружил пятна где-то здесь, верно?
— Мне кажется, да.
— Давайте разделим стену на квадраты, Роберт, — так поступает наш друг Миллес, когда собирается написать большую картину. Теперь тщательно изучим каждый квадрат: сначала по вертикали, потом по горизонтали. Не торопитесь… Где кровь, Роберт?
— Я не вижу.
— Как и я, — признался Оскар.
Мы стояли и молча смотрели на обои. Оскар затянулся сигаретой, и на его лице появилась улыбка.
— Какие жуткие обои, вы согласны? Такая нелепая расцветка наверняка пользуется самой большой популярностью. — Я рассмеялся. Все еще ухмыляясь, Оскар повернулся ко мне, но теперь его улыбка стала мягкой и нежной. — Не думаю, что стены смущали несчастного Билли. Насколько я помню, он не обращал внимания на то, что его окружало. Его вполне устраивал собственный внутренний мир. Сейчас я начинаю думать, что он никогда не был так счастлив, как в момент своей смерти… «Если теперь, так, значит, не потом; если не потом, так, значит, теперь; если не теперь, то все равно когда-нибудь…»[82] Вы готовы, Роберт? Давайте, осмотрим остальные комнаты и уйдем отсюда.
Оскар взял из моих рук свечу и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Казалось, он куда-то торопится. Наш осмотр остальной части дома получился поверхностным. На каждом этаже имелось по две комнаты, а также туалет, гардеробная под лестницей, буфетная и умывальная по соседству с кухней. Оскар открывал двери в каждое помещение, приподнимал свечу и бормотал:
— Здесь ничего нет. — Или что-то в таком же роде и шел дальше.
