Инструктора по аэробике звали Эйприл, и мама говорила, что они ее терпеть не могли.
Сентябрьские стали встречаться после занятий. Они жаловались друг другу на отекшие ноги, на то, что стали толстыми, и посмеивались над Эйприл. После того как мы родились (чудесным образом появились на свет только девочки плюс брат-близнец Бриджит), они организовали собственную группу поддержки молодых матерей. И, пока мы болтали ножками на одеяле, хором сетовали на недосып и на то, что все еще не похудели. Группа поддержки через некоторое время распалась, но летом, когда нам было по году, два и три, они все еще привозили нас в Роквуд. Мы плескались в бассейне для малышей и обменивались игрушками.
Дружба между нашими матерями постепенно прекратилась. Не знаю точно почему. Наверное, их жизнь стала более сложной. Кто-то вышел на работу. Родители Тибби переехали на ферму. Возможно, у наших матерей никогда и не было ничего общего, кроме беременности. Я имею в виду, что они были слишком разные: мама Тибби — молодая радикалка; мама Лены — честолюбивая гречанка, посвятившая себя социальной работе; мама Бриджит — провинциалка из штата Алабама, а моя мама — пуэрториканка, свято верящая в незыблемость брачных уз. Но некоторое время они были подругами. Даже я это помню. Сейчас наши матери ведут себя так, как будто дружба — это что-то незначительное, то, что находится в конце списка после мужей, детей, карьеры, дома и денег. Где-то между пикником и музыкальными пристрастиями. Но мы думаем иначе. Правда, мама часто повторяет: «Подождите! Вот начнете серьезно относиться к мальчикам и учебе, начнете соперничать, тогда…» Нет, она не права. Мы не допустим, чтобы с нами такое случилось.
Дружба между нашими матерями закончилась и перешла к нам — дочерям. Они теперь вроде бывших супругов, у которых нет ничего общего, кроме детей и прошлого. По правде говоря, они чувствуют себя неловко друг с другом, особенно после того, что произошло с мамой Бриджит. Похоже, у них были взаимные обиды и, возможно, даже тайны, так что их дружба была очень хрупкой.
Теперь мы, настоящие «сентябрьские»! Мы друг для друга все. Нам не нужно об этом говорить. Мы и так знаем, что это правда. Иногда кажется, что мы — это один человек, а не четыре. Хотя все очень разные: Бриджит — спортсменка, Лена — красавица, Тибби — бунтарь, а я, Кармен, — кто? У меня просто плохой характер. Но я сильнее всех люблю своих подруг. Я — хранительница нашего союза.
Пусть моя мама говорит, что так не может продолжаться долго. Я не верю. Штаны — это знак. Мы дали друг другу клятву всегда, при любых обстоятельствах держаться вместе. Но штаны — это еще и вызов. Нельзя просто быть вместе и сидеть в Бесемде, в штате Мэриленд, в своих домах с кондиционером. Мы пообещали друг другу, что когда-нибудь побродим по миру, многое поймем и узнаем.
Однако нужно немного вернуться назад и рассказать, как открылись волшебные свойства штанов.
Удача — это лишь возможность добиться чего-нибудь самому.
— Вы можете закрыть этот чемодан? — вскричала Тибби. — Меня от него тошнит.
Кармен поглядела на открытый парусиновый чемодан, развалившийся у нее на кровати. Внезапно ей захотелось, чтобы на ней было абсолютно новое нижнее белье. В ее лучшем комплекте на поясе трусиков появились зацепки от резинки.
— Меня от него тошнит, — сказала Лена. — Я еще даже не начинала упаковывать вещи. А мой рейс в семь.
Кармен шлепнула по крышке чемодана с такой силой, что он закрылся, села на ковер и стала снимать с ногтей на ногах темно-голубой лак.
— Лена, ты можешь больше не произносить это слово? — спросила Тибби, сидевшая на краю кровати. — Меня от него тошнит.
— Какое слово? — спросила Бриджит. — Упаковывать? Рейс? Семь?
— Все, — отрезала Тибби.
— О, Тибс! — сказала Кармен, хватая Тибби за ногу. — Все будет хорошо.
Тибби выдернула ногу:
— Для тебя все будет хорошо. Ты уезжаешь. Ты собираешься все время есть барбекю, жечь фейерверки и все такое.
Представления Тибби о том, чем занимаются в Южной Каролине, были нелепыми, но Кармен знала, что спорить с ней нельзя. Лена издала какой-то жалобный звук. Тибби повернулась к ней:
— Лена, не ной.
— Я и не ныла, — сказала Лена, хотя это было неправдой.
— Не заводись, — одернула Тибби Бриджит. — Ты заводишься.
— Нет! — парировала Тибби, скрестив на груди руки. — Никакого сюсюканья. Разрешаю вам только подбодрить друг друга.
— Я и не сюсюкала, — сказала Бриджит, защищаясь.
Кармен сдвинула брови:
— Эй, Тибс? Может быть, ты разозлишься и не станешь сильно скучать по нам, а мы не будем скучать по тебе?
— Карма! — вскричала Тибби, подходя к подруге и собираясь толкнуть ее своей сильной рукой. — Я догадалась! Ты проводишь на мне психологический эксперимент. Не надо!
Щеки Кармен вспыхнули.
— Ничего я не провожу, — бросила она.
Все четверо замолчали.
— Господи, Тибби, что мы должны сказать? — спросила наконец Бриджит.
Тибби задумалась:
— Вы можете сказать…
Она оглядела комнату. В глазах у нее стояли слезы, но она явно хотела их скрыть.
— Вы можете сказать… сказать…
Тут Тибби увидела в стопке белья на комоде Кармен штаны.
— Вы можете сказать: «Эй, Тибби, хочешь эти штаны?»
Кармен удивилась. Она закрыла пузырек с жидкостью для снятия лака, подошла к комоду и взяла штаны. Тибби обычно нравилась уродливая и вызывающая одежда, а это были обычные джинсы.
— Ты имеешь в виду эти?
Штаны были изрядно помяты.
Тибби кивнула:
— Эти.
— Ты действительно их хочешь? — Кармен сделала вид, что размышляет.
— Угу.
Тибби заслужила хоть небольшого доказательства безусловной любви, потому что они улетали завтра за приключениями, а Тибби начинала карьеру в аптеке «Валлман» за смешную зарплату.
— Хорошо, — доброжелательно сказала Кармен, протягивая джинсы.
Тибби прижала штаны к груди и попыталась скрыть радость от того, что так быстро получила желаемое.
Лена взглянула на джинсы:
— Уж не эти ли штаны ты купила в секонд-хенде рядом с «Да!»?
— Да! — воскликнула Кармен.
Тибби развернула джинсы:
— Они классные!
Кармен вдруг по-иному взглянула на штаны. Теперь они были кому-то нужны, и, значит, выглядели намного лучше.
— Ты не хочешь примерить? — спросила практичная Лена. — Если они хороши Кармен, то тебе не подойдут.
