миссионеры-иезуиты, считалась в Южной Америке самой благополучной. С тех пор — наверное, самая несчастная. Вот уже 140 лет — на вечных задворках.
Был, правда, короткий «ренессанс». К началу 1930-х годов в Парагвай перебрались русские офицеры из армии Врангеля. А тут — очередная война, но уже с другим соседом: с Боливией. Тогда-то русские офицеры и помогли своей новой родине одержать убедительную победу. В истории той войны есть даже такой эпизод: оставляя окоп, боливийцы вывели на доске послание парагвайцам: «Если бы не ваши русские офицеры, мы бы давно загнали ваше войско за реку Парагвай». В списке главных героев той войны — русские офицеры Канонников, Серебряков, Беляев[1].
Я познакомился с их потомками, когда в 1990 году, придя с работы, мой отец, тогда заместитель торгпреда СССР в Уругвае, рассказал, как сегодня в дверь советской торговой миссии без всяких предварительных звонков вдруг постучалась «группа товарищей со странным акцентом». Они предложили всякие необычные товары, вроде пальмового мыла. А когда дело дошло до представлений, оказалось, что это — парагвайцы. И все как один с русскими фамилиями.
Конечно, тогда они и думать не могли, что через 17 лет в Парагвай с первым таким визитом прилетит уже и министр иностранных дел России. В сентябре 2007 года Сергей Лавров присматривал в Асунсьоне здание для уже полноценного посольства России. Но в конце 80-х до этого было ещё далеко: тогда русские парагвайцы осуществляли ещё только «разведку боем», проговаривали открытие ещё не посольств, а хотя бы первых связей с родиной предков, где, как они увидели, режим уже не такой безбожный[2].
Вернёмся, впрочем, к тому, к чему привели Парагвай не единичные и загадочные советские дипкурьеры, а бежавшие туда русские «белоэмигранты», офицеры армии Врангеля. После победы русских парагвайцев над Боливией, после «минутного возрождения» Парагвая в истории республики — опять откат.
Окончательно в её отсталости страну законсервировала диктатура Альфредо Стресснера. Длилась она рекордные даже для Южной Америки 35 лет. Все эти годы в «республике» шли репрессии против инакомыслящих или просто недостаточно лояльных. Попасть за решётку (документальный случай) можно было, если у тебя дома находили рыбные консервы с советской маркировкой. Они совершенно легально продавались в соседней Аргентине. Куда парагвайцы совершенно спокойно выезжали и во времена диктатуры. Вот ведь тоже парадокс! Зато убежище в Парагвае находили всевозможные мерзавцы со всего света. От Мартина Бормана (считается, что нацистский партайгеноссе скончался именно там) до свергнутого никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы.
Была, правда, при диктаторе Стресснере попытка хоть как-то оживить экономику. Может быть, к этому Стресснера подтолкнула и грустная судьба никарагуанского Сомосы, который грабил- грабил свою республику и был свергнут, а когда бежал в Парагвай, был там убит «народными мстителями». Вот Стресснер и решил хоть как-то умаслить своих граждан, подкинуть им хоть какой-то заработок. И объявил страну, всю её суверенную территорию, одним большим «магазином беспошлинной торговли».
Именно с тех пор в Парагвае — шикарный шопинг. За сущие копейки — лучшая японская электроника. Магазины — на каждом углу. Правда, реальное богатство это, как водится, принесло лишь единицам. Они и населяют те несколько кварталов в Асунсьоне, где кажется, что находишься в лучшей части Майами. Что до остальной страны, то она благополучно и стремительно превратилась в огромный «пылесос» всемирной контрабанды.
Именно поэтому в Парагвае нельзя арендовать машину и съездить на ней в соседнюю страну. Заранее предполагается, что арендатор может оказаться угонщиком-контрабандистом, которого потом ищи-свищи. И это отчасти правда. По крайней мере, я в ту ночь на штрафстоянке на «ничьей земле» между Парагваем и Аргентиной увидел машины даже с испанскими номерами. Вот даже откуда гоняют!
Из-за этих проблем с арендой машин я и ехал на автобусе. Но знал, что даже и так проверка на границе будет как нигде тщательной.
Так и есть. На «священном рубеже» уже выстроились таможенники и пограничники обеих ныне братских республик, Парагвая и Аргентины.
Аргентинцы — посветлее. Хотя север Аргентины — это не иммигрантский, европейский по сути Буэнос-Айрес, но и здесь процент смешанных браков белых с индейцами невелик. Метисы, конечно, попадаются. Но большинство — всё-таки белые, или скорее белые.
Парагвайцы — не просто посмуглее, а типичные такие индейцы. Племя гуарани. Но очень важные. Всё-таки в форме, а это в Парагвае — сразу принадлежность к «высшей касте». Даром что ли в Асунсьоне даже президентский дворец облупился, зато со времен диктатуры всегда блестят свежей краской казармы. Опора власти. Которая, если что, и сейчас выкатывает на улицу танки. Сам видел. На пустом месте выкатили. Так, чтобы помнили.
Но КПП «Фалькон» — это даже по местным меркам выселки. Пыль не прибивает даже тропический ливень, он и начался как раз при выезде из Асунсьона. Какие-то блохастые дикие псы, которых неотёсанная, но брезгливая солдатня пинает ногами.
Сам «священный рубеж» — дырявый навес на проржавевших стойках и две кибитки, в которых ютятся «старшие». К парагвайскому «старшему» потом пришлось заходить отдельно. Его подчинённый, рядовой пограничник, оказался... неграмотным. Диалог получился поразительный.
— Доброй ночи.
— Доброй ночи. Ой, а что это вы мне даёте?
— Паспорт.
— А удостоверение личности у вас есть?
— Внутреннее удостоверение личности вы, наверное, проверяете у парагвайцев и аргентинцев. А я — ни тот, ни другой.
— А...
— Вот, глядите, паспорт.
— Какая интересная штука! А вы откуда?
— Из России.
— Это где?
— Неважно. Вот вам паспорт, проверяйте.
— А что проверять?
— У меня там виза стоит.
— Ой, виза... А куда вы дальше едете?
— Сейчас в Аргентину. Потом обратно к вам, в Парагвай. У меня из Асунсьона обратный рейс в Европу.
— Но если я вам сейчас поставлю штамп, вы же не сможете вернуться.
— Почему же? У меня многократная виза. Вот, смотрите, здесь же написано.
И тут я понимаю, что пограничник... не умеет читать. Не поверив мне, он побежал к старшему. Который и подтвердил ему всё то, что я ему только что рассказывал[3] .
Разобрались с паспортом — начинается «шмон». Таможенники тщательно, с расстановкой, копаются в вещах всех без исключения пассажиров. Весь процесс растягивается на час. Сначала проверяют смуглые парагвайцы, потом — белые, но не менее смурные аргентинцы.
Правда, и про тех, и про других известно, что коррупционеров хватает и там, и там. Едва отъехали от границы и я наконец заснул, как почти мгновенно проснулся. Это заскрипели тормоза. Потому что автобус опять остановили. На этот раз — не пограничники или таможенники, а аргентинские жандармы. Перепроверяют результаты работы коллег на границе. К счастью, уже без «шмона». Только перепроверка документов.
Отключившись после всей этой ночной свистопляски, наконец засыпаю. А когда просыпаюсь, то, как мне кажется, я уже пропустил свою остановку.
Водитель автобуса — парагваец. Соседняя, но заграничная Аргентина для него — тёмный лес. Ничего подсказать не мог. Остальные пассажиры ехали ещё дальше и про транзитную для них Ресистенсию ничего толком не знали. От греха подальше, прошу притормозить у первой же остановки и выхожу.
Оказываюсь где-то в степи, у какой-то полуразрушенной фермы. Через дорогу под дождем резвятся
