сердиться.
Сторм даже не взглянула на Августу, когда та со своим вышиванием села напротив нее.
— Вы правы, что ушли в беседку, — начала Августа, — здесь, кажется, попрохладнее…
— Жарища, как у дьявола в заднице! — огрызнулась Сторм.
Она сидела, поставив босую ногу на скамью и обхватив колено руками. Плечи ее были открыты, волосы перехвачены на затылке простой черной лентой. Сторм в любой одежде выглядела грациозно, и даже грубость ее выражений не могла испортить этого впечатления. Августа вдруг почувствовала зависть к своей новоявленной подруге.
«Может быть, — думала она, — будь я такой же красивой, такой же смелой, все вышло бы по- другому…»
Августа склонилась над своим вышиванием, в то время как Сторм продолжала смотреть на реку. Воцарилось долгое молчание. Наконец, Сторм рассеянно произнесла:
— Не так уж много кораблей здесь останавливается. А ведь такое большое имение…
Августа, погруженная в свои невеселые мысли, не сразу поняла слова Сторм.
— Просто сейчас не сезон, — уточнила она. — Самое оживленное время, как правило, осенью и весной. Впрочем, Саймон, кажется, говорил, что собирается отправить на рынок баржу с табаком еще до осени, пока цены на него не упали… Может, вам что-то нужно? Послать письмо в город, например?
Сторм как-то странно покосилась на нее, но что выражал этот взгляд, Августа так и не поняла. Снова тишина. Не в силах больше сдерживаться, она произнесла:
— Простите, что прерываю ваш покой, но мне просто не с кем больше поделиться… Саймону я не могу ничего рассказать — он не поймет, и… и я не уверена, что он не разозлится, если узнает…
Сторм подняла на нее глаза. Видеть Августу в отчаянии ей было непривычно, но еще больше заинтересовало ее упоминание о Саймоне.
— Узнает о чем? — спросила она.
— Обо мне… и Питере, — прошептала Августа почти неслышно. — Ах, Сторм, я люблю его… и он любит меня. Я просто не знаю, что мне делать?..
— Вот как? — Сторм разочарованно пожала плечами. — Но в чем же здесь проблема, не понимаю?
— Если б вы… если б ты знала, как я его люблю! — В глазах Августы стояло отчаяние. — Я не могу жить без него!
Сторм в ответ пробурчала нечто невразумительное. Особого сочувствия к Августе она не испытывала, но что она знала о тайнах женского сердца? Она никогда не общалась всерьез с женщинами…
— Если от этой любви столько хлопот, — произнесла она наконец, — так разлюби его, и все дела!
— По как я могу разлюбить его? — Лицо Августы, за минуту до того заплаканное, вдруг просияло каким-то волшебным светом. — Любовь — это самое прекрасное, что только есть на свете! Я становлюсь счастливой уже оттого, что вижу его, слышу его голос… Как странно! Раньше я никогда не понимала этого. Питер так смотрит на меня, словно я — самая красивая женщина в Америке. И от этого взгляда я действительно начинаю чувствовать себя красивой…
Сторм слушала с удивлением, но больше всего ее поразило то, что в этот момент Августа и впрямь преобразилась в красавицу.
— Дело не только в этом, — продолжала Августа. — Питер — мой самый лучший друг. Я могу поделиться с ним самым сокровенным, о чем никогда не посмела бы рассказать никому другому, и он всегда меня понимает… Он — единственный человек, который любит меня такой, какая я есть, и не требует, чтобы я стала другой. Я знала Питера всю жизнь. Саймон — мой брат, я его очень люблю, он всегда обо мне заботится, но, к сожалению, не всегда понимает…
Августа улыбнулась, словно что-то вспомнив.
— Однажды, когда я была маленькой, — продолжала она, — я нашла в лесу лисят. Их мать убили. Я принесла их домой, но Саймон сказал, что их придется утопить, — это гуманнее, чем та судьба, что ожидает их в лесу, а с людьми они жить не смогут. Если б ты знала, как я тогда плакала — мне казалось: мое сердце разорвется… Однако Питеру каким-то образом удалось их спасти. Мы спрятали их в сарае и втайне кормили, а когда они подросли, отпустили в лес. Питер был единственным, кто тогда понял, почему мне так жаль лисят, — я ведь сама выросла без матери и знаю, каково быть сиротой…
— Я тоже выросла без матери, — нехотя призналась Сторм.
Теперь она смотрела на Августу даже с некоторым уважением. Раньше Сторм считала ее глуповатой, но, как оказалось, ей тоже знакомо то чувство щемящей пустоты и безысходности, что в последнее время все чаще охватывало Сторм…
А ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы твоя мать была жива? — вдруг спросила Сторм.
— Напротив, очень часто. — Августа горько улыбнулась. — Может быть, она научила бы меня быть красивой, изящной, умной — всему тому, чего я никогда не понимала. Мне кажется, если бы мать была жива, она сумела бы меня утешить и подсказала, что делать… — Голос Августы задрожал.
Сторм задумалась. Может быть, будь ее мать жива, и ее жизнь сложилась бы совсем иначе… Мать объяснила бы ей все тайны женского сердца, помогла бы разобраться в собственных чувствах…
— А что случилось с твоей матерью? — спросила Августа.
Сторм словно очнулась от своих мыслей.
— Она умерла при родах. Кто знает, может быть, оно и к лучшему — по крайней мере ей не суждено было увидеть, до чего докатилась ее дочь… — Голос Сторм дрогнул.
Августа грустно улыбнулась:
— Боюсь, я тоже не оправдываю надежд своей матери. Говорят, она была красивой, умной, смелой… Она вышла за моего отца против воли родителей, которые не хотели, чтобы их дочь покидала Англию ради какой-то далекой колонии. Но она бросила все ради любимого человека. Я думаю, она одобрила бы меня, если бы я поступила так же.
— Моя мать тоже бросила все и пошла за отцом. Так устроен мир: мужчина командует, женщина подчиняется.
— Нет, — перебила ее Августа. — Моей матерью никто не командовал, она пошла по своей воле. Просто она любила его, как и твоя. Вот и я готова последовать за Питером на край света…
Сторм снова стала смотреть на реку.
— Ну а я ни черта не смыслю в любви, — призналась она. — Даже не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь…
— Извини… — В голосе Августы пропала прежняя доверительность. — Я, должно быть, и впрямь слишком далеко зашла. Мне казалось, что я сойду с ума, если с кем-нибудь не поделюсь. Но, конечно, не с Саймоном.
— Почему? — равнодушно спросила Сторм.
Щеки Августы вспыхнули.
— Как почему? Да он взбесится, если узнает!
Сторм удивленно обернулась:
— А ему-то что за дело?
— Ну как ты не понимаешь! Питер — слуга, собственность Саймона, и Саймон никогда не согласится на наш брак. А Питер… Питер считает, что предал своего хозяина. Теперь он старается даже не смотреть на меня…
На глаза Августы снова навернулись слезы. Казалось, еще минута — и она расплачется.
— У нашей любви нет будущего… Но почему мир так жесток, почему?
Сторм продолжала с интересом смотреть на нее. В какой-то мере чувства Августы перекликались с ее собственными. Ей даже захотелось чем-нибудь помочь наивной толстушке — но чем?
— Послушай, — бесцеремонно прервала она Августу. — Ведь это твоя жизнь, в конце концов!
— Ну как ты не понимаешь: Саймон — мой брат… и хозяин Питера.
— Да пошли ты его к черту! Если он не позволяет тебе любить кого ты хочешь.
