— Свиньи! — фыркнула Сторм.
Роджер с серьезным видом посмотрел на нее.
— Так вот что я тебе скажу: надо быть полной дурой, Сторм, чтобы отказаться от всего этого! Тебе, я вижу, неплохо здесь: ходишь в шелках, спишь в пуховой постели, обедаешь как королева… И этот твой фермер, кажется, неплохой парень. Почему бы тебе не выйти за него замуж, в конце концов?
Сторм не верила своим ушам:
— Ты шутишь или впрямь с ума сошел?
— Вовсе нет, я говорю серьезно. Здесь та жизнь, которой ты заслуживаешь. Именно этого всегда хотел для тебя твой отец, а я обещал выполнить его волю и не допущу, чтобы ты вернулась к прошлому!
У Сторм снова закружилась голова. Кто сошел с ума — она или весь мир? Если уж даже Роджер говорит такие слова в тот момент, когда его поддержка нужна ей больше всего!
— И как же ты собираешься этого не допустить? — спросила она с вызовом.
— Не знаю, но я не хочу увидеть тебя болтающейся на рее. А этим ты и закончишь, если не оставишь свой бредовый план.
Сторм поднялась, сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Сначала Саймон, затем Роджер… Похоже, все ее окружение состоит из предателей, никому нельзя доверять!
— Я думала, ты мой друг, — прошептала она.
— Я и есть твой друг — потому я тебе все это и говорю.
— Да ты просто старая, трусливая баба, Роджер! Будь мы на корабле, задала бы я тебе трепку!
— Эх, девочка, мы уже давно не на корабле, — покачал головой Роджер. — Те времена прошли, пора бы тебе наконец это понять! Мир живет совсем по другим законам, и ты больше не капитан.
— Для тебя я капитан, старый, трусливый пес, и если ты не будешь мне подчиняться, то навсегда останешься гнить в этой вонючей дыре!
Она в бешенстве выскочила из сарая, хлопнув на прощание дверью.
Саймон и сам не помнил, как очутился в своей библиотеке за столом. Ему казалось, что прошла вечность, но, взглянув на небо, он заметил, что солнце стоит почти на том же месте.
Он смотрел на письмо, но строки сливались у него перед глазами, слова казались лишенными всякого смысла. Нечеловеческим усилием воли Саймон заставил себя прочитать письмо снова от начала до конца.
Он читал эти строчки раз за разом, пока рука бессознательно не сжала письмо, превратив его в скомканный клочок бумаги. Мысли беспорядочно проносились у него в голове, но ни за одну из них он не мог зацепиться. Ему было ясно только одно: действовать он должен, не теряя ни минуты.
Да, Иден добился своего. Все хитроумные планы Спотсвуда, все усилия Саймона оказались впустую. Августа в плену! Большего кошмара нельзя было себе и представить…
Саймон вдруг понял, что ему делать. Сам он не мог пробраться в тайник, Спотсвуд тоже; к тому же у него не было времени, чтобы набрать людей, а добыть это проклятое письмо и доставить его в Бухту Аллигатора ему следовало через две недели. К тому же никто ничего не должен был заподозрить — малейшая ошибка грозила привести к непоправимым последствиям, и единственным человеком, который мог ему здесь помочь, была Сторм О Малли.
Он снова вспомнил, как лихо управлялась она с его хозяйством: прибрала к рукам ключи, но не воспользовалась ими для побега; смотрела за пленниками, но и им не позволила бежать…
Саймон задумался о том, стоит ли сообщать Сторм всю правду, ведь она сама сказала ему, что скорее умрет, чем позволит кому бы то ни было завладеть этим письмом. На минуту им овладело отчаяние — из-за какого-то клочка бумаги, адресованного головорезу, давно понесшему заслуженную кару за свои преступления, Сторм готова была умереть, два губернатора — перегрызть друг другу глотки, а Августа… Августа могла погибнуть…
— Боже праведный! — произнес Саймон вслух. — Августа…
Он закрыл глаза, но затем, собрав всю свою волю, взял себя в руки. Выбора у него не было: придется играть по правилам, которые продиктует Сторм О’Малли, и рассчитывать лишь на ее честность. Саймон услышал шаги в коридоре.
— Сторм. — тихо позвал он.
Услышав его голос, Сторм поспешила в библиотеку. Она уже подумала было, что Саймон снова начнет свои увещевания, и приготовилась к резкому разговору, но по его виду мгновенно поняла: случилось что-то ужасное.
— У меня плохие новости, — произнес Саймон. — Августа в плену! — Голос его прерывался от волнения. — Возможно, ее продадут в рабство или даже убьют.
Сторм похолодела.
— Этого не может быть! Я снабдила ее своим рекомендательным письмом!
Глаза Саймона потемнели.
— Так это ты отправила ее к пиратам? — Сжав кулаки, он угрожающе надвинулся на Сторм, но в последний момент сдержал себя. — К этим головорезам, где ее могут пустить по кругу, не говоря уже о чем-то худшем! И ты пошла на это?
Сторм с трудом перевела дыхание.
— Я отправила ее в надежное место! Если кто-нибудь перехватил ее по дороге или она сама сделала что-нибудь не так, как я ей велела, то я, видит бог, не виновата!
Лицо Саймона побагровело. Сейчас он напоминал затравленного зверя, который тем не менее не собирался сдаваться.
— Пусть так, я тебя не обвиняю, — неожиданно спокойно произнес он. — Ты сделала то, что от тебя и следовало ожидать.
С минуту Саймон смотрел на Сторм, затем отвернулся.
Сторм молчала. Нервы ее были напряжены до предела, мозг отказывался что-либо понимать. Что же все-таки случилось и можно ли здесь чем-нибудь помочь? И как понимать поведение Саймона — означает ли оно, что теперь он ее возненавидит? В последнее время он стал как-то пугающе спокоен, и Сторм не знала, хорошо это или плохо. Еще полчаса назад он был с ней так нежен, а теперь, казалось, готов был убить.
— Что ж, — произнес наконец Саймон, — я просил тебя сделать выбор, и ты его сделала. Я помогу тебе вернуть твой корабль и твою команду.
Сторм была не на шутку удивлена.
— Прошу лишь об одном, — Саймон снова повернулся к Сторм и посмотрел ей прямо в глаза. — Помоги мне спасти Августу! После этого делай, что хочешь.
— Но как…
— Мои люди в Бате знают, где Августа, но действовать следует без промедления. Мне нужен быстрый и маневренный корабль — такой, как твоя «Гроза», и сильная команда. Так ты поможешь мне?
Сторм молчала. Лишь полчаса назад он умолял ее бросить пиратство и жить с ним, а теперь готов отпустить на все четыре стороны, словно между ними никогда ничего не было. Ей снова предстоит сражаться с Саймоном плечом к плечу — но лишь для того, чтобы потом расстаться…
Почему ей вдруг стало так грустно, теперь, когда она наконец обретает свободу? Не об этом ли она мечтала все последнее время?
— Каким же образом ты вернешь «Грозу», — спросила она, — если ее охраняют день и ночь?
— Спотсвуд пойдет на это, когда я объясню ему ситуацию.
