телесное страдание. Вообще-то долго такое состояние продлиться не может — совсем скоро начинает страдать душа по поводу и без такового, но, видать, так уж устроен человек: покой бывает кратковременным. Пока же ласковые струи приятно щекотали ладони, и лив блаженно прикрыл глаза, оставаясь в неподвижности до тех пор, пока не затекли плечи.
Он со вздохом выпрямил спину, откидываясь назад, и, вдруг, заметил: руки-то того, ожоги сошли, будто бы их и не было. Илейко повернул голову в сторону Перми, удерживающего в ручье обеими руками свою разоблаченную ногу — чтобы, наверно, никуда не уплыла, и показал ему, словно хвастаясь, обе ладони. Наследник в ответ вытащил свою конечность, но та оставалась такой же сине-коричневой, разве что отек спал. Васильич вздохнул и осторожно опустил ее в воду опять, принявшись снова пристально разглядывать что-то сквозь толщу воды. Так рыбаки сидят, все внимание — на поплавок.
— Ну, а что вы хотите! — раздался голос Скульд. — Травмы, полученные вполне естественным путем, имеют свойство и заживать естественно. Разве что, в источнике Урд это проходит несколько быстрее.
Пермя, изобразив всем своим телом понимание, помахал девушке рукой. Ему явно становилось легче.
— Ну, а мое имя Верданди, — сказала средняя женщина и махнула рукой лешему в некоем разрешительном жесте. — Прошу!
— Что? — спросил Мишка.
— Ваша версия.
Хийси, помаявшись, все-таки, не удержался.
— Virittaytya, - сказал он (что-то типа, 'настраиваться', в переводе, примечание автора).
Верданди рассмеялась.
— Хорошо, — произнесла она. — Пусть будет так, хотя мне всегда казалось, что ближе всего значение 'становление'.
— А меня зовут… — начала самая старшая, но Мишка не совсем учтиво ее прервал:
— Можно я больше не буду объяснять смысл имен? У меня чего-то сегодня не очень хорошо получается.
Старушка сверкнула на него своими молодыми глазами — видимо, не привыкла, чтобы какая-то лесная сволочь ее прерывала. Хийси опустил плечи и сделал на полусогнутых ногах несколько шагов, прячась за спиной Илейки.
— Я - Судьба, но можно называть меня тоже Урд, — произнесла она торжественно. То, что в ответ не раздались аплодисменты, объяснялось тем, что Пермя до сих пор рыбачил на ногу, Илейко, спрятав руки за спину, потирал пальцами ладони, а Мишка усердно прятался.
Тем не менее леший успел про себя подумать, прикрыв рукой рот для надежности: 'Большая собака (hurtta, в переводе, примечание автора)!'
'Сам дурак!' — в ответ подумала старуха Урд.
— Совсем забыл! — внезапно проговорил лив и извлек из седельной сумки сначала Зеркало, а потом и молот Тора. — Ваши вещички?
— Ой, какая прелесть, — всплеснула руками Скульд, а Урд тихонько фыркнула.
— Замечательный был Святогор, — с придыханием произнесла Верданди.
Илейко передал весь багаж самой младшей и, облегченно вздохнув, развел руки в стороны. Дело, вроде бы, сделано. Мишка присел на траву и посмотрел в крону дерева, запрокинув кудлатую голову. Он смотрел долго, пока небо не обожгло слезой глаза, но ничего путного не увидел, только маленькая черная точка кружила так высоко, что определить, кто это летает, было сложно. То ли большая птица, то ли еще больший дракон. Только сейчас леший ощутил навалившуюся на него гигантскую усталость. Он прилег, подставив руки под голову, прикусил травинку и удивился сам себе: оказывается, можно просто так лежать, щурить глаза на облака и ни о чем не думать. Ему сделалось покойно и от этого радостно. Нисколько не смущаясь своих товарищей, двух женщин и одной вредной бабки, Хийси безмятежно заснул.
— Вот оно как! — сказал, подошедший и все еще прихрамывающий Пермя, указывая на валяющегося посреди полянки лешего, но старуха Урд жестом попросила не шуметь.
В это же самое время Скульд шептала ливу:
— Вам нужно подкрепиться с дороги, отдохнуть, как следует, а потом решить, что делать дальше.
— А баня у вас имеется? — так же шепотом спросил Илейко.
— Для вас организуем, — заговорщицки подмигнула девушка.
Каким-то образом прямо над Мишкой установился стол с доброй и непритязательной едой, в солонки ссыпалось много соли, так что люди, вдруг, почувствовали, что голодны просто неимоверно. Илейко помнил, что Пермя отправился в это путешествие со вполне определенной целью, но тот почему-то не торопился задавать свои вопросы. Успокоив разгулявшийся аппетит, они подняли кубки, намереваясь как- то словами отблагодарить хозяек.
— Вот я и вижу, кто перед нами, — опередила их Верданди. — Под сенью этого дерева могут сидеть только те, чей путь бесконечен, как бесконечно познание.
— А к лежачим эти слова относятся? — поинтересовался Пермя, намекая на продолжающего спать под столом лешего.
Женщины посмеялись и кивнули головами: пусть и Мишка — тоже герой.
— Древо Иггдрасиль — это символ, самый живой символ для тех, кто может укрыться под его кроной, — добавила Скульд. — Не каждому это удается. Просто находиться под деревом и не думать, сколько плодов с него можно собрать, какое количество досок напилить, или, на худой конец, дров заготовить.
— Вы передайте своему товарищу, чтоб он голову не ломал над толкованием, — сказала старуха Урд. — Все равно не догадается.
— Неправда ваша, — раздался голос из-под стола. — Я видел камни с руническим санскритом. Я помню знаки. И чтобы вы не сомневались, скажу.
— Ты сначала выберись наружу, — произнесла Урд. — Не то посчитаем, что все это сонный бред.
— А вот и выберусь, — и Мишка полез, используя вместо путеводной нити, почему-то, ноги Скульд. Та засмеялась, вызвав тем самым некоторое смущение у представшего перед публикой лешего.
— Ой, — сказал он. — Ноги перепутал. Я по вам, дамочка, выбраться хотел.
Хийси кивнул в сторону Верданди. 'Кто бы сомневался', — вздохнула старуха Урд.
— Ищи — и обрящешь, — провозгласил Хийси. — Такой лозунг в приблизительном переводе (Ing — идти, trasa — двигающийся, живое существо, ir(l) — владеть, в переводе с санскрита, примечание автора).
— Пусть будет так, — согласилась Урд.
Они ели рыбу, закусывали черным ржаным хлебом, пили хмельной мед и говорили о чем попало. Женщины, конечно, все знали о пережитых путниками невзгодах и трудностях, а мужчины — совсем ничего про гостеприимных хозяек.
— К нам теперь редко кто заходит, — сказала Верданди. — А раньше и Боги заглядывали.
— Боги? — встрепенулся Пермя.
— Бог, — ответила Верданди, улыбаясь. — Один. Другие не боги — они просто обладают некоторыми необычными для людей способностями.
— А Аполлон заходил? — поинтересовался Мишка.
— Она же сказала! — позволила выказать свой нрав Урд.
12. Норны (продолжение).
Потом была баня, в которой даже неизбалованный банными церемониалами Хийси обмяк и блаженно прикрывал глаза. Норны, три женщины, наделенные даром определять судьбы мира, людей и даже Бога, им не мешали. Хотя, никто бы не обиделся, если бы кто-то из них, Верданди, слегка побеспокоила
