Мне в голову пришла прекрасная мысль.
Почему бы не пойти и не посмотреть, может, она хочет поговорить? Возможно, ей не спится, как и мне.
А что, если ей одиноко? Мы могли бы славно поболтать об ужасных убийствах. То, что она так знаменита, вероятно, значит, что все ее друзья с ней ради денег или славы: ради того, чтобы иметь возможность сказать, что они на короткой ноге с Филлис Уиверн.
Ей не с кем поговорить о том, что действительно имеет значение.
Кроме того, вероятно, это шанс, который выпадает раз в жизни, — получить всемирно известную звезду в единоличное распоряжение, пусть даже на пару минут.
Но погоди-ка! Что, если она устала? Что, если она еще не совладала со вспышкой раздражения, охватившей ее, когда она дала пощечину Гилу Кроуфорду? Что, если она ударит и меня? Я почти почувствовала жалящий удар ее ладони на своей щеке.
Однако, если я скажу Фели, что провела часок, праздно болтая с Филлис Уиверн, она умрет от зависти!
Это решило дело.
От подножия лестницы я двинулась на цыпочках по вестибюлю, осторожно выбирая извилистый путь между спящими телами.
Когда я была еще на середине бивуака и на полпути к западной лестнице, кто-то спустил воду в туалете.
Я застыла.
Неприятный факт жизни в Букшоу заключается в том, что шаткое переплетение труб, образующих водопроводно-канализационную сеть, знавало лучшие времена давным-давно. На самом деле зенит канализации пришелся на времена королевы Виктории, если можно так выразиться.
Слив воды или поворот крана где-нибудь вызывал содрогания и стоны, распространявшиеся в самые отдаленные углы дома, будто диковинная гидравлическая сигнализация из другого века.
Попросту говоря, никто в Букшоу не имел секретов — по крайней мере в плане водопроводно- канализационном.
Я задержала дыхание, пока содрогания в трубах не сменились отдаленным лязгом. Нед, прислонившийся к стене, раскинув ноги, словно брошенная кукла, застонал, и Мэри, чья голова лежала у него на коленях, перевернулась во сне.
Я сосчитала до ста на всякий случай и продолжила пробираться между спящими телами.
По западной лестнице я поднималась, считая каждую ступеньку: десять до лестничного пролета, еще десять до коридора наверху.
Я знала, что тринадцатая ступенька снизу тревожно скрипит, поэтому сделала большой шаг, чтобы беззвучно переступить ее, держась руками за перила и подтянувшись.
Верхушка лестницы осталась позади, коридор был погружен во мрак, и мне пришлось идти на ощупь. Обитая сукном дверь в северное крыло бесшумно распахнулась.
Эта часть дома была выделена для размещения съемочной группы, пыльные простыни, обычно покрывавшие мебель, убрали, и для гостей приготовили много спален.
Я не знала, какую спальню в итоге предоставили Филлис Уиверн, но здравый смысл подсказал мне, что самую большую: Голубую комнату, которую обычно занимает тетушка Фелисити во время своих церемониальных визитов.
Полоска света под дверью подсказала мне, что я права.
Внутри работало что-то механическое: стрекотало, бубнило чуть громче шепота.
Что же это такое?
Я легонько постучала в дверь ногтем.
Ответа нет.
В комнате продолжало что-то шуметь.
Возможно, она меня не слышит.
Я снова постучала, на этот раз костяшками пальцев.
— Мисс Уиверн, — прошептала я двери. — Вы не спите? Это я, Флавия.
Ответа нет.
Я опустилась на колени и попыталась заглянуть в замочную скважину, но что-то загораживало вид. Почти наверняка это ключ.
Поднимаясь на ноги, я споткнулась в темноте и упала на дверь, которая в жутком молчании открылась внутрь.
В дальнем конце спальни стояла большая кровать под балдахином, застеленная и помятая, но не занятая.
Слева на трубчатой подставке в темноте работал кинопроектор, его ровный белый свет озарял поверхность экрана на треножнике в дальнем конце комнаты.
Хотя пленка полностью вышла из аппарата, ее свободный конец, будто черный кнут, хлопал и хлопал:
Филлис Уиверн мешковато обмякла в «крылатом» кресле, сосредоточенно уставившись невидящими глазами на пустой экран.
Ее шею, словно ожерелье смерти, окружал кусок кинопленки, туго, но аккуратно завязанный изысканным черным бантом.
Она была мертва, разумеется.
12
В свои одиннадцать лет мне довелось повидать некоторое количество трупов. Каждый из них был интересен в своем роде, и этот не оказался исключением.
Поскольку остальные были мужчинами, Филлис Уиверн оказалась первой мертвой женщиной, которую мне довелось увидеть, и в таковом качестве, по моему мнению, она заслуживала особенного внимания.
Я сразу же заметила, как освещенный экран отражается в ее глазах, на миг создав иллюзию, что она еще жива, что ее глаза сверкают. Но пусть даже ее глаза еще не начали затуманиваться —
Кожа уже начинала приобретать желтовато-серый оттенок, и на внутренней стороне приоткрытых губ, обнажавших краешки идеальных зубов, появился очень слабый, но различимый свинцовый оттенок. В уголках рта застыли несколько пузырьков слюны.
Она уже была одета не в костюм Джульетты, теперь на ней были довольно изящно вышитая блузка в стиле восточноевропейской крестьянки, шаль и пышная юбка.
— Мисс Уиверн, — прошептала я, хотя знала, что это бессмысленно.
Однако всегда есть ощущение, что мертвец вас разыгрывает и в любой момент может подскочить с воплем: «Бу-у-у!» — напугав вас до полусмерти, а мои нервы, хотя и крепкие, не совсем к этому готовы.
Из прочитанного и услышанного я знала, что в случае внезапной смерти немедленно следует вызвать власти, полицейские или медицинские. Синтия Ричардсон сообщила, что телефон не работает, так что полиция, по крайней мере на некоторое время, не у дел, а доктор Дарби крепко спит внизу; я видела его, когда пересекала вестибюль.