веществами, я обнаружила, что отношение — это все.
Это я постигла тогда, когда приключилось несчастье с бедолагой мисс Гурди, нашей бывшей гувернанткой, но постойте! Об этой катастрофе больше не упоминают в Букшоу. Она в прошлом, и ее милосердно почти забыли. По крайней мере, надеюсь, что ее забыли, поскольку это одна из моих неудач в экспериментах с дуалином — веществом, содержащим опилки, селитру и нитроглицерин и печально известным своей нестабильностью.
Я вздохнула и, изгнав бедную обожженную мисс Гурди из головы, сосредоточилась на более приятных мыслях.
Перед тем как поместить ингредиенты в керамические горшки из-под цветов, которые я позаимствовала в оранжерее, я добавила в некоторые из них определенное количество окиси мышьяка (AS4O6), иногда называемого белым мышьяком. Хотя мысль о том, что смертельный яд породит белейший взрыв, была приятной, не поэтому я его выбрала.
Что привлекло меня, что действительно грело мне сердце, это мысль о том, что над нашим родовым поместьем нависнет, пусть на несколько секунд, зонтик из смертельного отравляющего огня, который прольется — и внезапно исчезнет, как по волшебству, оставив Букшоу нетронутым.
Мне все равно, разумно это или нет. Это
Теперь каждый цветочный горшок надо запечатать, как консервы, крышкой из тонкой гладкой бумаги, чтобы защитить химикалии от влаги. Позже вечером, перед тем как лечь спать, я отволоку их по одному вверх по узкой лестнице, которая ведет из моей лаборатории на крышу.
И тогда займусь каминными трубами.
Я была на середине лестницы, надеясь, что не слишком сильно пахну порохом, когда позвонили в дверь. Доггер появился, как всегда, словно из ниоткуда, и, когда я добралась до последней ступеньки, он уже открыл дверь.
На пороге стоял инспектор Хьюитт из полицейского участка в Хинли.
Я не видела инспектора некоторое время и нашу последнюю встречу предпочла бы не вспоминать.
Мы стояли, уставившись друг на друга через вестибюль, словно два волка, пришедшие с разных направлений на полную овец лужайку.
Надеюсь, инспектор Хьюитт не станет поминать старое, пересечет вестибюль, охотно пожмет мне руку и скажет, что рад снова меня видеть. В конце концов, я не раз помогала ему выбраться из затруднительных ситуаций в прошлом, не получив за это даже похлопывания по спине или пары теплых слов.
Что ж, это не совсем правда: его жена Антигона приглашала меня на чай в октябре, но чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.
Вот почему я теперь стою в вестибюле, притворяясь, что ищу что-то застрявшее у меня между зубами, и разглядывая свое отражение в полированной стойке перил в конце лестницы. Только я решила смягчиться и приветствовать инспектора коротким кивком, как он повернулся и, не бросив ни единого взгляда назад, пошел к доктору Дарби, который неожиданно появился на западной лестнице.
Тысяча проклятий! Если бы я рассуждала здраво, я бы самолично приветствовала инспектора и провела бы его наверх на место преступления.
Но слишком поздно. Я изгнала себя из апартаментов смерти (я слышала, как это называли по радио в детективной программе), и теперь слишком поздно что-то предпринимать.
Или не поздно?
— О, миссис Мюллет, — сказала я, врываясь на кухню с таким видом, будто только что узнала новость. — Случилось нечто ужасное. Мисс Уиверн пала жертвой трагического происшествия, и здесь инспектор Хьюитт. Я подумала, что, учитывая жуткую погоду и так далее, он будет благодарен за чашечку вашего прославленного чая.
Лести много не бывает.
— Если вы имеете в виду, что она мертва, — сказала миссис Мюллет, — я уже знаю. Такие известия разносятся со скоростью ветра. Ужасно, да, но ничего не поделаешь, не так ли, Альф?
Альф кивнул.
— Я все поняла, как только увидала лицо доктора Дарби. Он становится такой степенный, когда смерть рядом. Я имею в виду тот раз, когда миссис Тарбел нашла свою смерть в ванной. Так всегда было и будет. С тем же успехом он мог прицепить табличку на лоб со словами: «Она мертва». Верно, Альф?
— Табличку, — подтвердил Альф, — на лоб.
— Я говорила Альфу, правда, Альф? «Альф, — сказала я. — Что-то не так, — сказала я. — У доктора Дарби было такое лицо, когда я только что увидела его в коридоре, и я ну прямо не знаю, но в доме труп». Так я и сказала, да, Альф?
— Точные слова, — отозвался Альф.
Я не потрудилась постучать в дверь Голубой комнаты. Просто явилась с таким видом, будто родилась в Скотленд-Ярде.
Я повернула ручку и толкнула дверь спиной, маневрируя подносом в дверном проеме так, как всегда делает миссис Мюллет.
На миг мне показалось, что инспектор пришел в раздражение.
Он медленно отвернулся от уставившегося в никуда тела Филлис Уиверн, потратив на меня лишь один короткий взгляд.
— Благодарю, — сказал он. — Поставь на стол.
Я кротко повиновалась — как послушная собака, — отчаянно надеясь, что он не прикажет мне уйти. Мысленно я сделалась невидимой.
— Благодарю, — повторил инспектор. — Очень мило с твоей стороны. Пожалуйста, передай миссис Мюллет, что мы весьма признательны.
«Отвали» — вот что он имел в виду.
Доктор Дарби ничего не сказал, только с шумом извлек мятный леденец из бездонного пакетика в кармане своего жилета.
Я замерла, словно змея на охоте.
—
Что ж, по крайней мере он не забыл, как меня зовут.
Повисло молчание, с каждой секундой становившееся все более неудобным. Я решила заполнить его, пока никто другой не воспользовался шансом.
— Полагаю, вы уже заметили, — выпалила я, — что макияж был нанесен
13
К моему удивлению, инспектор тихо засмеялся.
— Очередная твоя химическая дедукция? — спросил он.
— Вовсе нет, — ответила я. — Просто на внутренней поверхности ее нижней губы осталась помада. Поскольку у нее слегка неправильный прикус, она бы слизала ее через несколько секунд, если бы была жива.
Доктор Дарби наклонился поближе, чтобы рассмотреть губы Филлис Уиверн.
— Бог ты мой! — сказал он. — Она права.
Разумеется, я была права. Бесконечные часы, которые я провела, устанавливая и делая коррекцию