— Пи-и-и-ить…?— прохрипел Алексей, не в силах ни открыть глаза, ни завопить от боли, раздирающей тело раскаленными клещами.?— Есть тут кто-нибудь? Ради бога, пи-и-и-ить…?— Не дождавшись ни воды, ни ответа, Пелевин вновь провалился в темную пропасть беспамятства.
— Дым, почему так дымом воняет? Неужели эти твари, вместо того чтобы пристрелить меня, живьем сжечь решили? — Пелевин с громадным трудом приоткрыл глаза, но ответа на свои вопросы так и не нашел. Вместо четкой картины в глазах багровой пеленой плескался туман. Что-то мягкое, отчаянно воняющее миртом и какими-то пряностями, погружая его в забытье, опустилось на лицо.
— Боже, до чего жрать-то хочется,?— проснулся Алексей от движения ветра, щекотавшего ноздри запахом аппетитного варева.
Он раскрыл глаза, но вместо ожидаемой лазури неба над головой валявшегося на жесткой лежанке человека возвышался куполообразный каменный свод пещеры. Желая найти хоть какое-то объяснение происходящему, Пелевин рывком перевернулся на бок и тут же взвыл от резко стегнувшего удара боли. Справа еле слышно прошелестели чьи-то шаги, и в раскрытый в вопле рот Алексея пролилась какая-то вязкая жидкость с неприятным запахом и мерзким вкусом. Сил для сопротивления не нашлось, и Леша с отвращением заставил себя проглотить отвратительное питье. К удивлению, через несколько минут боль отступила настолько, что он смог сесть, опереться на валун и оглядеться.
Сомнений не оставалось, он находился в небольшой, ярдов двадцати в поперечнике, полукруглой пещере. В трех шагах от его лежанки, над негромко потрескивающим сучьями костром, весело булькал похлебкой закопченный котелок. В дальнем углу пещеры в маленьком бассейне с желобом, сложенным из отшлифованных камней, раскидывал серебряные струи звонкий ручеек. Сбоку от миниатюрного водохранилища на каменной клетке, как на постаменте, возвышалось резное изваяние. Вход в пещеру прикрывала завеса из лиан и листьев, плотная настолько, что солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь нее, освещали только небольшой пятачок перед входом.
Вновь прошелестели почти неслышные шаги. Перед Алексеем опустился на корточки старый, похожий на высохший под солнцем гриб, негр, облаченный в длинную, до пят, домотканую рубаху. Пелевин всмотрелся в лицо незнакомца, но понять, к какому из племен тот принадлежит, так и не смог. Ни внешность старика, ни странные узоры на рубахе ответа на интересующие вопросы так и не принесли.
— Где я? — просипел Алексей и, сообразив, что спрашивает по-русски, повторил вопрос по-английски и на исиндебеле:?— Где я и кто ты?
— Твоя в эмпакассейро Хлоси[35], банталим[36]. Моя называть Итолунгу, моя тута кунгоси Хлоси[37] старшая служителя по-твоему.
К удивлению Алексея, старик достаточно прилично говорил на пиджин-инглиш.
— Твоя тута уже одна, две, три…?— начал отсчет Итолунгу, медленно загибая пальцы.?— Солнца шесть разов взошла, как твоя здеся валялся.
— Почти неделю,?— мрачно протянул Пелевин, задумавшись о чем-то своем.?— И все это время меня никто не искал?
— Искала. Белая банталима с ружбайка твоя кровь на земля видела и искала,?— равнодушно пожал плечами негр.?— Но как одна люди в яма свалился, а вторая люди Хлоси мала-мала скушала, искати перестала.
— Хлоси? Это что еще за чудо-юдо такое?
Старый священник молча взял из костра горящую ветку и подсветил угол с каменной клеткой, за прутьями которой развалился громадный черный гепард.
— Ну и здоровая же тварюга,?— явственно сглотнул слюну Алексей, на мгновение похолодев от страха.?— А почему ты мне помог? — не сводя глаз с огромной кошки, пробормотал он.?— Я ведь тоже ваших воинов убивал.
— Твоя их на война убивала, а эта бесчестье нет,?— блеснул глазами старик.?— А когда другая банталим моя внучка убивать хотела, твоя ее спасала. Теперя должник я твоя.
— Зачем я тебе нужен? — недоверчиво спросил Алексей.?— Возишься тут со мной, лечишь…
— Ни за чема не нужна мне твоя,?— без эмоций шевельнул плечом священник.?— Сама ходить сможешь, пойдешь, куда хочешь. Я твоя на ноги подниму, долг крови избавлюсь, а нада… Зачема банталима кунгоси нада?
Залечивая рану, Алексей провел в пещере Итолунгу еще почти две недели. Коротая скучные вечера и не более веселые дни, Пелевин слушал бесконечные, как саванна, рассказы старика о племенах и их обычаях, рассказывая в ответ историю Урала. В один из вечеров зашел разговор и о войнах матабеле.
— Твоя думала, что Матонга матабеле собирала белая банталима убивать? — уставившись в огонь костра, спросил Итолунгу и, не дожидаясь ответа Алексея, продолжил:?— Не умно твоя так думала. Матонга Лулусквабале[38] искала. В Лулусквабале Матонга камень Луна искать хотела… Не нужна ему банталима, совсем не нужна…
— Вот была ему охота каменюгу искать? Мало, что ли, на свете булыжников…?— лениво бросил Пелевин, обстругивая толстенную ветку до размеров зубочистки.
— Это не простая камень,?— внушительно проворчал старик, поднимая вверх палец.?— Эта камень мертвых из царства теней возвращает, тот, кто мертвый, снова живой делать может!
— Брешешь, старик! — внезапно напрягся Алексей, перед глазами которого всплыло лицо Вареньки, а следом крест на ее могиле.?— Брешешь ведь…
— Моя никогда не врать,?— гордо расправил плечи Итолунгу.?— Моя только правда говори. Моя старый, моя все знает. Я дитя совсем была, но моя помнить, как старый Игнози из могила Куатаниме подняла, жить его заставила!
— Расскажи мне про этот камень, Итолунгу,?— умоляюще протянул Пелевин, в глазах которого полыхнуло пламя надежды.?— Поверь, мне очень надо!
— Вижу. Нада,?— кивнул головой старый жрец.?— Расскажу твоя о камень. Только твоя его не найти. Тама совсем-совсем близка большие карали банталима стоят. Ким-Бер-Ли называется. А твоя к белая банталима нельзя. Убьют они твоя. Твоя туда только с большая война прийти сможет, а где такая война твоя взять?
— Знаешь, Итолунгу, с тех пор как Господь создал человека, люди убивают друг друга,?— задумчиво протянул Пелевин.?— Так что были бы люди, а война сама собой найдется…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1 октября 1889 года. Борт парохода «Одиссей»
— Доброго утречка, Николай Дмитриевич! — Арсенин, войдя в кают-компанию, приветливо улыбнулся третьему штурману Полухину, горестно склонившемуся над чашкой чая.?— Что ж вы в одиночестве, без всей честной компании чаем наливаетесь?
— И вам здравствовать, Всеслав Романович,?— качнул тяжелой головой Полухин.?— Да вот, решил душеньку безгрешную побаловать…
— Сдается мне,?— потянул носом Арсенин,?— не безгрешностью тут пахнет, а spiritus vini несет изрядно.?— Капитан, мгновенно растеряв все благодушие, нахмурил брови:?— Это с какой же радости вы, любезный, такими ароматами благоухаете?
— Вы, Всеслав Романович, про меня зря худого не думайте,?— уныло пробормотал штурман.?— Видит бог, если и есть тут моя вина, то небольшая.
Видя, что Арсенин нетерпеливо вздернул бровь в немом вопросе, он продолжил:
— Я после всех этих нервотрепок заснуть никак не мог. И спать охота до жути, и сна ни в одном глазу, вот и зашел к Петру Семеновичу в лазарет. Он меня выслушал, головой покивал и шасть за ширму. Пару минут он там какими-то склянками звенел, колдовал, не иначе, после выносит мне стакан граненый. В стакане розовенькая жидкость по самый край плещется, мятой да еще чем-то вкусненьким отдает. Карпухин
