У отца и впрямь округлились глаза. Но в них не было неприязни, одно лишь удивление.
–?Галя — это моя… любимая, — пояснил Тарас. Сказал — и почувствовал необычайную легкость в теле, словно стоило лишь захотеть — и можно взлететь!
И он захотел. И полетел. Фигурка отца стала уменьшаться, а реалистичность происходящего пропала. Стало ясно, что земля внизу, расчерченная цветными квадратиками, извилистыми ленточками рек и кляксами озер, ненастоящая, нарисованная. На большом листе ватмана. И рисовал ее сидящий на корточках Валерка Самсонов. Тарас присел рядом.
–?Что рисуем? — спросил он.
–?Да вот, ландшафт восстанавливаю, — недовольно буркнул Валерка. — Ты ведь разнес все к чертям.
–?Я разнес? — удивился Тарас. — Это же ты нас убить хотел.
–?Зачем? — не прекращая водить кисточкой по бумаге, спросил бывший друг.
–?Не знаю. Тебе видней.
–?Видней-то как раз тебе. Ты высоко летаешь. А мы по земле ходим. Пешком, между прочим, потому что разные праведники машины воруют.
–?Но ты же хотел нас убить!
–?Ой-ой. В тебе говорит литератор. Какой пафос, какая экспрессия! Зачем, скажи мне, дурик, бедному школьному учителю, убивать другого, не только бедного, но и скудоумного учителишку? Зоновской романтики мне, что ли, не хватает? Там ведь пива нет. И девочек. А я их очень люблю. Давай-ка, кстати, пивка выпьем! — Валерка поднял пол-литровую банку, в которую окунал кисточку, и протянул Тарасу. Тарас нерешительно принял посудину, понюхал бурую жидкость. Пахло вовсе не пивом, а кофе.
–?Это же кофе! — удивился он.
–?Тоже неплохо, — согласился Валерка. — Ободряюще действует на мозг. Если он есть.
–?Нет, я это пить не буду, — протянул Тарас банку обратно.
–?И правильно! — воздел указательный палец Валерка. Он поднялся с корточек и стал очень серьезным. Взял из рук Тараса банку, выпил содержимое и натянул вдруг стеклянную посудину, непонятно как ставшую огромной, на голову. — Похож я на инопланетянина?
–?Ты и есть инопланетянин, — буркнул Тарас. — Сосешь мои мозги…
–?Что, головушка бо-бо? — прогудел из-под банки Валерка. — А чего ж к врачу не сходил? Или к знахарю? Я ж тебе адрес давал.
–?Не надо ему никакого знахаря, — послышался из-за спины смутно знакомый голос. — У него есть я. Правда ведь, Тарас?
Он быстро обернулся, и сон вновь обрел черты реальности. Единственным отличием яви от сна было то, что Тарас по-прежнему мог прекрасно обходиться без очков, и его это несказанно радовало, поскольку зрение сейчас играло очень важную роль. Перед ним стояла изумительной красоты женщина. Густые черные волосы были распущены и антрацитовыми водопадами струились по плечам, срывались пенными потоками за спину. Зеленовато-рыжие глаза завораживали хороводом волшебных солнечных искр в глубине. Они манили к себе, звали за собой, заставляли забыть все и всех, потому что и так обещали, сулили все, что только возможно в этом мире. И даже больше. На чуть приоткрытые в иронической полуулыбке губы женщины лучше не смотреть вовсе. Потому что не поцеловать их — значит прожить жизнь напрасно. А поцеловать — мечта столь же несбыточная, как стать вечным рабом этой богини.
И Тарас опустил глаза, чтобы не поддаваться напрасному искушению. Но «богиня» не оставила его в покое.
–?Правда ведь? — густым, напевным голосом повторила она. — Я у тебя есть? Или всего лишь была?
–?Катя… — прошептал Тарас, не поднимая взгляда. Он боялся. Он снова очень боялся. И ему стало невыносимо стыдно и за этот страх, и за то желание, которое все сильнее и сильнее разгоралось в нем. — Ты… есть. Но ты… такая…
–?Что, сильно изменилась? — Катерина подошла к Тарасу и, подняв его голову за подбородок, заглянула в глаза. — Почему ты не смотришь на меня? Я постарела? Подурнела? Стала хуже той, шестнадцать лет назад?
–?Ты стала лучше, — выдавил Тарас, не в силах отвести взгляд от янтарных искорок в загадочной болотной глубине Катиных глаз. — А вот я…
–?А что ты? Я любила тебя тогда. А разве может любовь пройти бесследно? И разве важно для любви, сколько морщин и седых волосков у любимого? Тот ли у него разрез глаз, не скошен ли подбородок? Висит над ремнем животик или выпирают на груди ребра? Приходится ли вставать на цыпочки или нужно нагибаться, чтобы его поцеловать? Внешность — она, может, и важна. Но только поначалу, чтобы привлечь внимание. Как цветок, чтобы приманить пчелу. Но когда пчела уже села на цветок, она не замечает его красоты. Ей важно теперь — есть ли в цветке нектар и каков его вкус. Ты вкусный, Тарас. В тебе много нектара. Много нерастраченной нежности. В тебе нет обмана, нет подлости…
–?Нет подлости?! — не выдержал Тарас. — Но ведь я…
–?Не перебивай, — нахмурилась Катерина. — Ты чист. Но ты очень доверчив и наивен. И чуточку слаб. Но слабость — удел всех людей. Они ведь не машины, не роботы. Но у человека есть и сильная сторона. Он меняется. Учится. В том числе — и бороться со слабостями. У тебя получается. Ты уже далеко не тот слабак, что был когда-то. Ты стал сильным. Ты научился любить. Ты уже понял, какая в любви заложена сила?
–?Да, — кивнул Тарас. — Но я все равно слаб. Все равно подл. Ты знаешь, чего мне хочется сейчас больше всего?
–?Конечно, знаю, — улыбнулась Катерина. — Поцеловать меня.
И она, обхватив Тараса за плечи, жадно прильнула к нему горячими, пахнущими парным молоком губами.
Для Тараса исчезло все, кроме этих губ, кроме податливо гибкого тела, которое уже и он прижимал к себе так, словно хотел, чтобы из двух тел получилось одно — совершенное в своем великолепии, общее в сжигающей двоих страсти, единое в мыслях и желаниях, неразделимое в чувствах.
–?Иди ко мне, иди!.. Люби меня, люби!.. — шептала Катерина в те короткие мгновения, когда губы их разделялись для вдоха.
Тарас понял, что сдержаться не сумеет.
–?Я иду к тебе, — сказал он, но Катя неожиданно толкнула его в плечо. Затем еще и еще.
–?Скоро выходить, — сказала она. — Просыпайся, Тарас.
И он проснулся. Рядом стояла Галя и трясла его за плечо.
25
Сдавая вместе с использованным бельем нераспечатанный пакет, Галя поймала подозрительный взгляд проводницы и лишь тогда поняла, как двусмысленно это смотрится. Но комплексовать она не собиралась, а потому лишь задорно улыбнулась хмурой тетке — дескать, да, мы такие! — и спокойно вернулась к Тарасу. Собирать им было нечего, а ехать оставалось не меньше двадцати минут, поэтому Галя предложила выпить еще кофе. Тарас словно так и не проснулся, хоть и сходил умыться, — был молчаливым и хмурым. От кофе не отказался, кивнул, достал кружки и пошел за кипятком. Но и пока пил, не произнес ни слова — дул только на горячий напиток с непонятным остервенением.
Галя не выдержала.
–?Эй, ты чего?
–?Ничего, — буркнул Тарас.
И тут Галю кольнуло: да ведь ему же небось новую «программу» во сне вбили! Вероятно, эта догадка так явно проступила на ее лице, что Тарас наконец-то улыбнулся:
–?Да все в порядке, не бойся. Из поезда прыгать не собираюсь. И на мирных граждан нападать не буду.
