–?Соглашайся, — коротко бросил отец, даже не взглянув на Тараса.
–?Миф, ты уж прости, — не переставая улыбаться, перевел Голубев взгляд на отца, — но стрелять он будет в голову. В упор. Тебе не будет больно, командир.
–?Соглашайся, — вновь повторил отец, словно не слышал сказанное инвалидом.
–?Из чего я должен стрелять? — спросил Тарас, потому что уловил в голосе отца нечто, подарившее ему смутную надежду. Может быть, ему это только показалось, но ему требовалось сейчас хоть что-нибудь делать, иначе клокочущий внутри пар готов был в любое мгновение вырваться наружу.
–?Во втором ящике слева, — чуть двинул головой Кирилл, указав глазами на закрытый шкаф с шестью выдвижными ящиками в два ряда.
–?Только медленно! — прикрикнул Валерка. — И не вздумай шалить. — Приопущенная было рука с ножом вновь поднялась к Костиному горлу.
Тарас осторожно подошел к шкафу и достал пистолет. Тот оказался неожиданно тяжелым, и Тарас чуть не выронил его.
–?Снимай с предохранителя и подходи к отцу, — скомандовал Кир.
–?Только медленно, — вновь повторил Валерка, но на сей раз неуверенно и будто бы даже удивленно.
Рука с ножом вдруг стала опускаться все ниже и ниже, а левая, прижимавшая мальчика за грудь ладонью, сорвалась и безвольно повисла вдоль Валеркиного тела. Нож выпал из правой руки, и уже в следующее мгновение она тоже болталась, подобно пустому рукаву. Валерка недоуменно смотрел на свои руки, а Костик медленно повалился ему под ноги.
К нему сразу бросилась Галя.
–?Сто-ять, — словно пьяный, пробормотал Валерка, но уже не только руки и язык, но и ноги не подчинялись ему. Он рухнул на пол сжатым снопом. Подобно упавшей большой заводной кукле, учитель физики задергал руками и ногами, а изо рта его доносилось нечто невнятное и нечленораздельное.
Галя схватила валявшийся нож и быстро освободила от пут руки и ноги сынишки. Потом она осторожно сорвала скотч с Костиного рта, и мальчик заплакал:
–?Мама, мне больно!
Стоявшая на коленях Галя прижала сына к груди и зашептала:
–?Потерпи, солнышко, потерпи, моя радость, сейчас все пройдет.
Всхлипнув еще пару раз, Костя спросил, испуганно глянув на дергающегося Валерку:
–?Дядя играет, да, мама? Он мне сказал, что мы поиграем в разбойников. И он замотал мне ручки и ножки. И бабушке Оле он ручки и ножки замотал. И роты нам тоже этим закрыл. А потом он закрыл меня тряпкой и понес. И мне не понравилась эта игра. И теперь она мне совсем уже надоела. Это плохая игра, мама! Зачем вы в нее играете? А дядя Тарас тоже разбойник, потому что у него пистолет? Мама, мне не нравится игра… Давай пойдем к бабушке Оле. Ей тоже игра не понравилась, она кричала и плакала.
–?Пойдем, сейчас пойдем, котичек. Дяди уже скоро доиграют. Совсем-совсем скоро, и мы пойдем… А дядя Тарас не разбойник, а сказочный принц.
–?Уходите! — крикнул Гале Тарас. — Какая игра? Какой принц? Ты что, не видишь? Уходите!
–?Не кричи на нас, сказочный принц! — неожиданно дурашливым голосом ответила ему Галя. — Ты разве не видишь, что злой и добрый волшебники борются друг с другом? И мне очень интересно узнать, кто победит. И если победит добрый, к заколдованным принцессе и принцу вернется память, и они поженятся, и будут жить долго и счастливо.
–?А если победит злой, — буркнул Тарас, — то они умрут в один день. И я могу назвать точную дату.
–?Дядя Тарас, ты разве не знаешь? — засмеялся вдруг Костик. — Злой волшебник не может победить! Ведь он же злой! Он никого не любит. Как же он победит? — Мальчик посмотрел на Галю: — Мама, ведь правда же?
–?Правда, мой маленький, правда, мой сладенький.
–?Ох, мама, — вздохнул Костя. — Ты тоже ничего не знаешь. Я уже давно не маленький. Но ладно, давай досмотрим эту глупую сказку.
Между тем Тарас уже давно наблюдал за «волшебниками», которые молчали с тех самых пор, как он достал пистолет. Отец и Кирилл Голубев словно застыли, и только пот, струящийся из-под кепки отца, и вздувшиеся на шее вены показывали, какое дикое напряжение тот сейчас испытывает.
Тарас обернулся и посмотрел на Валерку, который по-прежнему судорожно дергал конечностями, лежа на полу. И тогда он наконец понял, что происходит сейчас и происходило до этого. Тарасу стало до отвращению к себе стыдно за то, что он несколько минут назад испытывал к Валерке. Конечно же, тот был ни в чем не виноват. Придя «на прием» к Голубеву, он попросту попал в ловушку. Конечно же, по воспоминаниям Тараса, живущим в нем, капитан-инвалид узнал Валерку и решил использовать его по полной. Подключиться к учителю физики было для него элементарным делом. А внушить то, что нужно, при визуальном контакте он смог, и не дожидаясь сна. Так что похитил Костика и шантажировал его жизнью вовсе не Валерка Самсонов, а все тот же свихнувшийся Кирилл Голубев. А теперь к Валерке подключился и отец, впервые используя свой дар не только для «считывания» информации, но и для внушения. В Валеркином мозгу схлестнулись две равные силы, и теперь оставалось лишь ждать, какая из них победит.
Глядя на отца, казавшегося спящим, но никогда еще не находившегося в большем, чем сейчас, напряжении, Тарас почувствовал вдруг такую за него гордость, такую любовь, что готов был прижаться к нему и передать эту любовь для удесятерения силы. Но подумал он это лишь образно, а вот в следующее мгновение понял вдруг, что в подспудно возникшем желании может таиться и рациональное зерно.
Конечно, он не стал прижиматься к отцу, опасаясь, что может отвлечь, нарушить его ментальную связь с Валеркой. Он приблизился осторожно и остановился в двух шагах от отца. Заговорил медленно и монотонно, словно читал молитву:
–?Папа, я люблю тебя, я горжусь тобой. Я всегда любил тебя и ждал твоего возвращения. Я знал, что ты не предавал меня, и нет в том твоей вины, что ты не мог жить с нами. Я верю и знаю, что ты любил меня, что ты продолжаешь любить меня до сих пор. Люби меня, папа, пожалуйста, люби! И я тоже буду любить тебя всегда-всегда-всегда.
Что произошло в следующую секунду, Тарас не сразу понял. Чуть дрогнул отец, выгнулся и обмяк в инвалидном кресле Голубев, прекратили стучать по полу Валеркины руки и ноги. А сам Тарас, обведя взглядом комнату, вспомнил вдруг, что уже был здесь несколько дней назад. Он сидел на том самом стуле, где сейчас отец, а напротив так же стояло кресло Голубева, и они вели с инвалидом совершенно глупейший разговор о дурацком обете безбрачия, о карме и ауре, о прочей подобной ерунде. А потом Тарас вышел отсюда, прогулялся немного по городу и отправился домой.
Пожалуй, пора это было сделать и сейчас.
–?Папа, — положил он ладонь на плечо отца. — Ты победил. Ты самый сильный и лучший.
Отец ничего не ответил, лишь поднял к плечу руку и сжал пальцы Тараса. Он тяжело дышал, и пот продолжал струиться по шее.
–?А вы проиграли, господин знахарь, — посмотрел на Голубева Тарас, но глаза того были закрыты, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
–?Он умер, — прохрипел отец. Он молчал минуту, а то и две, словно эти два слова отняли последние силы, а потом сказал уже почти обычным голосом, лишь часто прерываясь для очередного глубокого вдоха: — Наши силы уничтожили друг друга. Но у меня осталось и кое-что еще, кроме этого проклятого дара, — он крепко сжал пальцы Тараса, которые продолжал держать в ладони, — а у Кирилла — нет.
–?Любовь, — прошептал Тарас.
–?Любовь, — эхом откликнулась Галя.
–?Любовь, — подтвердил отец. Но тут же подобрался, став почти прежним, и скомандовал: — Берите мальчика и быстро поезжайте домой. Там Ольга… — он осекся было, но продолжил: — Ольга связана, что он еще там сделал, неизвестно. Возьмите машину вот этого, — кивнул он на распластавшегося неподвижно Валерку, — он еще долго очухиваться будет.
–?Папа, он не виноват! — вступился за друга Тарас, но отец лишь махнул рукой:
