окружи меня страстью своею бесстрастною». Как я хотел бы быть одержимым бесстрастной страстью! Порой я был близок к этому состоянию, но не мог вычленить высокое бесстрастье в химически чистом виде, и когда я прогонял беса своего порока, он приводил с собою опытных коммивояжеров ада, устраивающих мне хитроумные сети и замысловатые сюжеты в мире огня, меда и луны. Иногда в душу западало подозрение, что в одной из обителей ада заточен гениальный писатель, сочиняющий мою судьбу; я листал свою жизнь, шелестел огненными страницами, делал ремарки на полях. торопил глупых арлекинов, раздевал своих мальчишек, рвал потные футболки и покрывал юношей поцелуями от кудрей до пяток, лакомясь июньским терпким загаром. Может быть, я более всего любил себя в своих мальчишках, ведь не так уж и давно симпатичный подросток Андрей Найтов страдал крайней формой нарциссизма — я мог часами стоять обнаженным перед зеркалом и любоваться каждой родинкой на своем теле; это себе, любимому, я посвящал стихи, думая, что посвящаю их другим. Мы празднуем соитие с самим собой, ведь природа обычно не дублирует свои лучшие произведения. Все мы Нарциссы в ликующем одиночестве. На карнавале жизни, на великой ярмарке тщеславия я стараюсь не упустить из виду своего героя в полумаске. Денис, Денис, ты ли это?
Странно и непостижимо: образ некоего провинциального адолескента вдруг занимает все жизненное пространство, все звездное подсознание сложной и самодостаточной системы «Андрей Найтов», то есть система продолжает достаточно исправно функционировать (даже лучше, чем стоило ожидать от такой устаревшей модели), но система хочет быть осознана только единственно конкретным человеком в данной точке пространства и времени.
Созвездие: Аквариус.
Страна: Россия.
Конец двадцатого века.
…и возможно, что закат мира. Парад планет над моей головой, полыхание светил, зоопарк мифологических зверей и мелькание рыжей белки в последней позолоте школьной осени. Никуда не деться от зелени любимых глаз, от твоей светлой улыбки, в которой есть доля подросткового скептицизма и, может быть, легкого презрения к этому театральному учителю в кордовых брюках, благоухающему как парфюмерный магазин — скорее, он больше похож на балетного танцора, на обыкновенного, слишком обыкновенного педераста, который через десяток лет определенного стиля жизни станет походить на крашеную мумию с кислым пальмовым вином в венах, на сумасшедшего старого попугая, тоскующего по золотому веку античности и трясущегося над фотографиями своих мальчишек.
Я положил на стол твою тетрадь и долго не раскрывал ее, оттягивая наслаждение (или разочарование?); я ходил кругами по комнате в своем махровом халате, поставил Чайковского и достал пиво из холодильника. Несколько раз звонил телефон, но я не поднимал трубку. «Мой любимый герой». Взглядом профессионала я сначала смотрю как бы не на содержимое, но на структуру теста, быстро оценивая степень его концентрации, самостийности, но разноцветные строчки уже плыли в моих облаках: «:Я прочитал совсем мало книг и поэтому немного растерялся перед формулировкой темы. Но в прошлом году, когда я лежал в больнице, папа принес мне мандарины, смешную огромную открытку с медвежонком и книжку Антуана Экзюпери „Маленький принц“. Я никогда раньше не слышал об этом писателе, но я тоже мечтал стать пилотом. Было очень грустно, когда я узнал, что автор в один день не вернулся из полета, но я сразу же влюбился в маленького принца с маленькой планеты, где тот выращивал розу. И если говорить о любимом герое, то мой герой — этот застенчивый принц, случайно попавший на землю и смотрящий вокруг огромными глазами на наш безумный мир. Мне как-то страшно за него, ведь он такой застенчивый и наивный! У него совсем нет друзей. Я уверен, что он потеряется или даже погибнет, если не найдет хорошего друга. Этим летом я в третий раз летел самолетом из Крыма. Была ночь, и в моем иллюминаторе так загадочно мерцали звезды. Я думал о маленьком принце. Однажды он пришел ко мне во сне, мы сидели на скамейке, смотрели на звезды, и звезды любили нас. Одет он был очень просто — потертые кеды, шорты, футболка, и только по золотому венцу можно было сказать, что он принц. Иногда над нами пролетали огненные кометы, и мы давали им имена. Одну из них я назвал именем своего отца:» Текст был безнадежно банален, но зато искренен. Мальчик фантастически сенситивен и романтичен. Я горел от нахлынувшего грустного счастья. Денис видит образ своего спектрального двойника в аквариуме космоса, заселенного мириадами призраков и детскими страхами, очарованный астроном-любитель потерялся в хэллувине аквариумного пространства. Он ищет двойника. Я постигаю тебя сердцем. Сплошным, огромным сердцем, глаголющим от избытка любви. Где принц твой, Денис? Дай мне координаты той планеты, напиши их для меня под загнутым уголком школьной тетрадки. Делаю ремарку карандашом под твоим сочинением: «Спасибо за искренность. Верю, что маленький принц вернется. А.Н.» В моей ситуации эта реплика звучала двусмысленно, но для бельчонка это была просто пара добрых слов. Зачем скупиться на добрые слова? Я провалился в кресло, кот прыгнул ко мне на колени, мурлыча и навязчиво ласкаясь. Я гладил Мура и раздавал ему бездарные комплименты: «Какая фантастическая шкурка! Я никогда не видел подобной шкурки! А какие голубые глаза, самые голубые глаза на свете! Какие мягкие лапки: А какой хвостище! Это самый лучший кот в мире!» Арлекин улыбался мне за окном и звонил в свой колокольчик; мне вдруг показалось, что в комнате пахнет медом и сандаловым деревом, что хочется спать, спать, спать, а электронная память комбайна уже в который раз повторяет Шестую Патетическую с самого начала. Звонил телефон, но автоответчик упорно повторял, что меня нет дома. Голос Рафика: «Найтов, я знаю, что ты дома, поговори со мной, мне плохо: мне одиноко, Найтов:» Жаль, что в Судный день мой автоответчик не ответит за меня.
:Я вошел в ночной театр, где римские солдаты заставляли меня выполнять тяжелую и бесполезную работу: я раскапывал ямы в сухой каменистой почве, потом снова закапывал их; нестерпимо палило солнце, и вокруг медленно передвигались гигантские бронзовые черепахи с письменами на панцирях; потом я покрывал позолотой листья карликовых деревьев и видел сквозь кованую решетку сада, как загорелые мальчишки купаются в фонтане, струи которого подбрасывали золотые и хрустальные шары. Мне тоже хотелось прыгнуть в фонтан, но для этого я должен был открыть легионерам тайну седьмого острова с Белым камнем. Они обращались со мной грубо, но почтительно называли Мастером. Я что-то долго чертил им на песке, вычисляя точку встречи Марса и Нептуна. Потом меня все-таки выпустили в маленький оазис. Я пил удивительное вино, разрезал сочную дыню и кормил красивого мальчика виноградом, посадив Адониса к себе на колени. Вдруг обнаружилось, что это мой Денис и я целовал его загорелые плечи. Мне хотелось большего, но он как-то неправдоподобно ускользал из объятий и смеялся, щекоча длинной травинкой мое лицо и уши. Солнце сверкало на золотой посуде, плавилось в каплях мокрого винограда.
Боже, какой огромной сладостью я кормлю тебя:
Головастик, бельчонок, сорванец, чертенок, ты блистал среди сверстников беличьей челкой, едва уловимым движением одергивал режущие плавки под школьными брюками и подозрительно долго держал руки в карманах. Однажды я услышал твой пронзительный крик из физкультурной раздевалки и голос твоего одноклассника: «Давайте Белкина опидарасим, он так на девочку похож!» Эта реплика взвинтила меня! Я всегда думал, что выражение «потемнело в глазах» — только образный фразеологизм, но у меня действительно потемнело в глазах, и твой крик, который я собачьим слухом отличу от любого другого, звенел в моих ушах. Прыжками кенгуру я бросился к двери и открыл ее пинком, едва не сорвав с петель. Толстяк Македонов, твой одноклассник, выворачивал тебе руку, а отличник Знаменский, прыщавый дрочила с грустными коровьими глазами, пытался спустить с тебя белые спортивные трусы. Впервые в жизни я не сдержал себя и отвесил умному уроду звонкую пощечину — к несчастью, он поскользнулся на кафельном полу и разбил нос о деревянную скамейку. Струйки крови смешались со сладострастными слюнями, которые он испускал пузырями в процессе незаконченной акции. Знаменский мгновенно разревелся, а толстый сообщник забился куда-то в угол. Денис посмотрел на меня испуганно, поправил трусы и быстро стал надевать футболку. Я понял, что слишком погорячился: эти мальчишеские гомоэротические игры — нормальное явление, но ведь случайной жертвой оказался мой Денис! Когда я вернулся с аптечкой, Знаменский нарочно размазал свою гадючью кровь по всему лицу. Я знал, что у меня могут быть неприятности, поэтому извинился перед ним и сказал, что не сообщу о его поступке почтенным родителям, если он примет мои извинения за несдержанность. Тампоном с перекисью водорода я остановил
