поддельными документами и биографией, чьи нити навсегда затерялись в чудовищном клубке войны, который никогда и никому не удастся распутать… в таком хаосе чудеса происходили на каждом шагу… Через полгода он получил вид на жительство, а ещё через год стал гражданином Швеции.
3
* * *
Виктор и Виктор… Два Виктора — так думал шестьдесят лет спустя Иоаким, сидя в кресле у психотерапевта на Нарвавеген и глядя в окно на гранитную часовню церкви Святого Оскара. Цепь ассоциаций, приведшая его к этому глубокомысленному заключению, была гораздо сложней, чем могла показаться на первый взгляд, и к отцу его имела лишь косвенное отношение. В эту цепь входили, как ни странно, «солёные крендели», «крашеная восточноевропейская блондинка» и даже «острое отравление диоксинами, но, скорее всего, тяжёлый алкоголизм».
— Юлия Тимошенко напоминает мне женщину, которую, как мне кажется, я люблю! — заявил он прямо.
Эрлинг Момсен исподтишка поглядел на наручные часы:
— Кто?
— Эта хорошенькая блондинка с силиконовой грудью она стоит во главе «Отпора».
Эрлинг непонимающе уставился на него.
— «Отпор». Оппозиционное движение на Украине. Я видел её вчера по ТВ. Говорят, она миллиардер, то ли на нефти, то ли на газе. Потрясающая женщина! Она напоминает мне Сесилию, если бы Сесилии вдруг вздумалось вымыть голову перекисью водорода… но на наших широтах женщины так не делают, почему-то это считается безвкусным… а почему? Человек ведь имеет право выглядеть, как ему хочется.
Эрлинг Момсен терпеливо ждал, когда же его пациент доберётся до сути, но Иоакиму вовсе этого не хотелось, он даже не особенно хорошо контролировал, что за слова формировались у него на губах, они возникали словно бы независимо от сознания. Ему очень хотелось немного пофантазировать об этой блондинистой секс-бомбе из Киева… Вчера в выпуске, между информацией о предстоящих похоронах Ясира Арафата и репортажем о бесстыдном, но в высшей степени ловком жонглирований «Скандией»[53] деньгами акционеров, она появилась в расстёгнутом горностаевом манто (в Киеве шёл снег), под которым было сильно декольтированное оранжевое платье цвета украинской революции… Она надувала силиконовые губы и выпячивала не менее силиконовую грудь — Иоаким даже представить себе не мог, что такая грудь может быть настоящей. Глядя на эту даму, он ощутил внезапную горечь — до того она напоминала ему ту, которая больше не хотела иметь с ним дела. Он уже мысленно прислушивался к наступающей медленной, с примесью печали, эрекции, но тут горделивый орган съёжился и обмяк: камеру перевели на жутковатого героя политической драмы к востоку от Днепра. Виктор «the good guy» Ющенко с гневом обличал фальсификаторов результатов выборов. Более всего он был похож на только что выкопанный труп.
— Говорят, его отравили, — сказал Иоаким, успешно избегая проницательного взгляда Эрлинга Момсена — тот, по-видимому, пытался заглянуть в мусорный контейнер его души. — Отравили диоксином. Скорее всего, исполнителем был похожий на Карелина русский из КГБ — ему было поручено убрать Ющенко, чтобы победил ставленник Москвы — Виктор «the bad guy» Янукович. Это всё из-за нефти. Колоссальное количество нефти.
— Должен сказать, я не понимаю, о чём ты… Давай-ка прокрутим ленту немного назад, чтобы не потерять нить. Значит, так… ты не хочешь себя связывать, но всё же рисуешь себе чуть не открыточную идиллию: Сесилия и ты, счастливая пара… ты даже что-то о детях говорил…
Неужели он и в самом деле говорил о детях? Дети? Счастье? Бог знает, какой бред может налипнуть на сознание, если сидишь слишком долго наедине с Эрлингом. Оставалось ещё четверть часа тейлористски[54] отмеренного времени сеанса психотерапии (семьсот крон за сорок пять минут), после чего он может двинуться прямо к офису Сесилии Хаммар и начать… да что там, другого слова не подыщешь: начать за ней слежку. В кризисной ситуации на правила хорошего тона можно и наплевать. В конце концов, у него же просто нет возможности с ней встретиться! Она без всяких объяснений вдруг сделалась недоступной — не брала трубку, не отвечала на мейлы, а когда он попытался дозвониться к ней на работу (шикарно обставленная редакция в Васастане), телефонистка вежливо сказала, что Сесилия Хаммар на важном совещании.
— К тому же совещание продолжится не меньше часа, и таких совещаний от двенадцати до пятнадцати штук ежедневно, в конторе и в городе, причём
— Очень сожалею, — сказала бессердечная телефонистка, — но не знаю, чем могу вам помочь. Попробуйте связаться с ней по прямому телефону.
Что он и сделал, но на дисплее её рабочего телефона наверняка высвечивались номера звонивших, причём подозрительные звонки сопровождались ядовитым подмигиванием, и она поднимала трубку, только когда была уверена, что звонят по делу: Иоаким в этом убедился, набирая номер с чужих мобильников и из вестибюлей нескольких гостиниц — безрезультатно. Она ввела одностороннее радиомолчание. И с каждой новой попыткой поговорить с Сесилией он всё более и более выходил из себя. Он даже решил подкараулить её у конторы — а почему нет? Она же бросила его на произвол судьбы, а такие решительные действия предполагали не менее решительный ответ.
— О чём ты думаешь, Иоаким?
— Карелин. Или Сергей. Его так зовут, как выяснилось. — Сергей. Я кое-что разузнал — у неё роман с этим типом. Это тревожная новость. Я за него боюсь.
— Теперь я тебя совсем не понимаю.
По правде, Иоаким и сам себя не понимал. Но информация, раздобытая не особо честными путями, подтверждала его опасения.
— Карелин — это моя кличка в последнем романе Сесилии, — вздохнул он, рассеянно скользя взглядом по четырём маленьким картинам, висевшим за спиной у Эрлинга. — Я вчера вёл себя не особенно красиво… мне бы не хотелось об этом говорить.
Картины ничего ему не говорили, кроме совсем маленького полотна, изображающего лисье семейство в гостиной. Картина была подписана «Эрнст Бильгрен». Неужели Эрлинг разбогател и стал интересоваться искусством? Довольно любопытный вопрос!
— А сегодня вечером я собираюсь за ней следить. Посмотрю, куда она пойдёт после работы. Узнаю, где они встречаются. Попытаюсь подслушать, о чём говорят. Чем занимаются… Нет, конечно, ничего этого
