этаже, а это ее внук. Он запускает с-с-самых смертоносных в Гаване воздушных змеев. Он вставляет им с- с-стеклянные перья в хвост… не п-п-подумайте чего плохого, он чемпион в уничтожении малых и б-б- больших летающих змеев. Давай к нам, старина, з-з-здесь т-т-тебя никто не съест! С-с-трах не уничтожает с-с-страх!
Юнец не сдвинулся с места, однако его взгляд, зажегшийся от торжественной тирады Заики, прошелся по каждому из гостей и в конце концов снова остановился на мне. Хотя мне было не совсем хорошо, я смогла разглядеть его лицо, которое показалось мне знакомым, однако я не придала этому слишком большого значения. Я подумала, что он вряд ли заговорит, потому что у него, должно быть, ломается голос, и он чувствует себя неловко от того, что голос его звучит как-то неестественно. Я отвернулась от него и пошла отвоевывать себе своего солдатика. Прежде чем потянуть его за лямку майки, я оглянулась на мальчика – не хотелось устраивать сцен, которые детям смотреть не рекомендуется. В черном проеме лестницы его не было видно. Я снова упрямо потянула Арсенио сердито зовя его по имени.
– Не говори мне Арсенио, называй меня Чени, малышка, – грубо ответил он. – Идем со мной. – Игорь остолбенел, увидев, что я упорно тащу Чени на лестницу. – Вещмешок не забудь.
Чени закинул на плечо свои пожитки и спустился за мной. Один этаж, второй, третий. Мы выкрутили лампочку. Я уже не могла разглядеть его лица. Я знала, что на третьем этаже жители обеих квартир не возвращались до утра, они работали ночью, и обычно парочки располагались в этом месте, называемом «зоной терпимости». Чени стал жечь спички. Я откупорила бутылку с ромом; на этот раз первой ввела в вену жидкость я, потом это сделал Чени. Язык снова сделался мокрым, потекла слюна, смачивая вкусовые рецепторы. Чени погасил огонь и бросил вещмешок на пол. На ощупь я нашла его губы, и мы поцеловались. Покусывая мои губы, Чени задрал мне платье, оттянул упругую ткань трусиков и сунул мне меж ног холодное железо – ствол пистолета. Откуда у тебя оружие? Украл из части, чтобы было чем похвастаться. Мои конечности похолодели от испуга. Расслабься, попросил он, это всего лишь игра. Он заряжен? Конечно, утвердительно сказал он, облизывая верхнюю губу, отчего казалось, что он улыбается. Ты никогда не играла в русскую рулетку? Нет, никогда. Дерзнешь? А почему нет? Я услышала, как завертелся барабан, ноги мои совсем онемели. Он первым приставил пистолет к виску – я заметила лишь металлический блеск, – потом положил палец на курок и – трак! Я зажмурилась и сжала зубы. Я жив, теперь ты. Я тоже крутанула барабан. Впервые в жизни в руках у меня был пистолет – ничто и никогда мне так не давило на руку. Я поднесла револьвер к виску. Я могла умереть. Трак! Я все же жива, облегченно вздохнула я. Ты потрясающая баба, воскликнул он. Не знаю, как я не упала в обморок. И вдруг его член скользнул по моим бедрам. Чени двигал им рукой так, чтобы его кончик возбуждал мой клитор. Он наклонился и спрятал револьвер в вещмешок. Но тут же его член вновь заскользил по моему бедру и приник к лобку. Чени вцепился рукой в мои ягодицы, и мы оба закачались всем телом. Он ввел палец мне во влагалище и никак не отреагировал на то, что я еще девственна, меня обрадовало такое его безразличие. Потом он отстранил меня, развернул спиной и ввел средний палец в мой зад. Ой, нет, не надо, мне очень больно, – забормотала я. Тогда он приставил кончик члена к моим ягодицам и стал медленно продвигаться все ближе и ближе к заветному отверстию, и вдруг резко, одним рывком пронзил меня до самого позвоночника. Он не кончил. Снова развернув меня, он пронзил меня спереди. Он вытащил свой член, влажный и липкий. И тут я услышала шаги: кто-то спускался по лестнице. Чени выставил в пустоту руку и вгляделся в темноту, притянув к себе какую-то тень. Я тоже протянула руку. Судя по прическе, пришедший был мужчиной, я коснулась уха, его губы слились с губами Чени. Их члены тыкались друг о друга. Чени прижал парня ко мне, его конец ткнулся в мой лобок и потом попал в цель. А между тем Чени вошел в него сзади; когда тот, третий, не смог больше сдержаться, он вышел из меня, и на пол брызнуло семя. Мы все тяжело дышали. Новые шаги на лестнице заставили нас замереть. И тут же мы услышали еще одно дыхание. Руки Чени отстранили меня, чтобы принять только что пришедшего. Я догадалась, что третий прислонил к моей голове голову того, кто пришел последним. Это была женщина, и когда ее губы слились с моими, я поняла, что это Минерва. Она тоже удивилась и хотела было отстраниться, но переменила решение и легонько прикусила мне язык и положила мою руку себе на грудь. Я поискала ремень Чени, чтобы понять кто где. Чени тем временем вошел в Минерву, а третий – в него. Мне было неприятно присутствие Минервы, и я мягко отодвинула ее. Мной снова занялся третий, но мне было не до него – я столько ждала от любовной прелюдии, но так и не сумела достичь оргазма, – а тот все целовал и целовал меня. Потом Чени приник языком к моему влагалищу. Другая пара, не прекращая ласк, откатилась от нас в угол лестничной площадки. Чени прекратил лизать меня, и снова его член пронзил меня; в конце концов он кончил в меня, я не дала ему выйти, и сперма оросила мое влагалище. Чени настоятельно просил меня попрыгать, чтобы не забеременеть, ведь сперматозоиды в таком случае не смогли бы попасть в матку. И тут я вдруг почувствовала присутствие еще одного, пятого человека: кто-то наблюдал за нами, скрываясь на верхнем лестничном пролете, и бог знает как долго. У меня все похолодело внутри, тени теперь прорисовывались настолько отчетливо, что мне стало противно. А на верхней площадке блестели глаза того юнца. Чени позвал его, и тот пулей сбежал по лестнице мимо нас. Я как можно скорее привела себя в порядок. Чени попытался меня удержать, но я не поддалась на его увещевания.
Я сбежала на второй этаж, потом на первый выскочила на улицу. Чени пару раз окликнул меня. В лицо мне дохнул соленый бриз, я машинально поплелась по улице Лус в сторону порта. В ушах у меня шумело: разные мелодии сливались в один нарастающий гул, накатывавшийся смесью арий из знаменитых опер и диких воплей. Барабанные перепонки чуть не лопались. Религиозные песнопения и пустая болтовня сменялись современными ритмами. Ром добрался и до моих ушей. Я была отравлена, это точно, и мне стало ясно: я сдохну, раздавленная этим шумом. Ну нет! Я хотела бы умереть в тишине. Вдруг невыносимое бормотание прекратилось, но тут же начался свист – словно стрелы свистели в миллиметре от моих ушей. Свист заглушила песня какого-то кастрата. Я вгляделась в тени зданий, ища того, кому могло принадлежать это контральто из церковного хора. Какой-то человек выскочил из боковой улицы – нет, это не он только что пел словно ангел, – человек вытащил нож и приставил его к моему животу. Поняв, что взять с меня нечего, он сорвал солнцезащитные очки, которые болтались зачем-то на шнурке у меня на шее. Я попыталась сопротивляться, вцепившись в очки, но упала на тротуар, и он потащил меня по неровному грязному асфальту. Мне пришлось уступить, ведь он стал пинать меня в живот и пригрозил выпотрошить меня, если я не отпущу их. Как только очки оказались у него, он плюнул мне в лицо и бросился бежать. Поднявшись, я протерла глаза, внутри все жгло. Между тем ко мне вернулось, хотя и не совсем, привычное восприятие звуков. Я поспешила уйти оттуда, я не могла без отвращения вспоминать испещренное шрамами лицо этого типа. Однако сам акт насилия меня нисколько не испугал, я даже почувствовала удовлетворение от того, что со мной произошло. За все надо платить, за всякое удовольствие, подумала я, смирившись.
На террасе Аламеда-де-Паула несколько человек, сидя на скамеечках, о чем-то болтали, обмахиваясь пальмовыми листьями или искусственными веерами. Несколько мальчишек гонялись друг за другом на самокатах, другие, постарше, – на велосипедах. Корабли неподвижно застыли в бухте, напоминая священных и спящих чудовищ. Мне захотелось прокатиться до Реглы, а если так, то мне следовало поторопиться, чтобы успеть на готовый к отплытию катер, который, разогреваясь, уже тарахтел мотором. Я прыгнула на борт катера и осталась наверху, хотя могла спуститься внутрь – свободных мест было полно. Бриз, который тянул с океана, не приносил прохлады, лишь соль, что оседала на коже, смешиваясь с выступавшим потом. В тот момент я ни о чем не думала, даже о том, что впервые целовалась сразу с двумя мужчинами и женщиной. И ни много ни мало – с Минервой, такой чистюлей! Я без интереса разглядывала пейзаж: с одной стороны вечный факел нефтеочистительного завода и Элевадос, с другой – Кристо, огромный, сопротивляющийся ветрам, дующим сверху, с холмов Касабланки, пушка Луперто, которая громыхала каждый вечер ровно в девять. Мотор катера стал глохнуть, так что мы могли и не добраться до другого берега. Капитан заглушил его совсем и некоторое время катер рассекал волны залива по инерции. Вскоре двигатель запустили снова, и катер возобновил движение; на последнем издыхании, насилуя побежденный механизм мы все же коснулись пристани. Одним прыжком я соскочила на разбитые доски. Мне захотелось искупаться, но вода блестела масляными пятнами, и мне стало противно. Я решила дойти до церкви Девы Реглы – я почитаю Йемайю.[156] Впрочем, в такой час церковь наверняка закрыта, но все равно, по крайней мере, у меня есть предлог прогуляться по району.
По дороге мое внимание привлек большой дом, освещенный свечами и канделябрами, изнутри
