невнятным приветом из туманного будущего.

Луч прошёл точно по грудным клеткам онемевших силовиков. Два свежих бюста покатились в жёлоб…

…Глеб спал лицом к стене, согнув ноги в коленях. Одеяло валялось на полу.

Малыш тихонько погремел заслонкой глазка.

Ночной комендант Тит Флорыч услышал за поворотом шорох.

Титу Флорычу год оставался до пенсии. Куратор спецобъекта генерал Дубичев твёрдо обещал Титу с нового месяца новую зарплату. Чтобы он получил пенсию по льготной министерской категории.

Тит Флорыч всю жизнь работал в казнилках Силового Министерства. Одно время сам пускал газ в камеры. Потом перевёлся в дежурные по режиму, постепенно дорос до ночного коменданта. Он больше ничего не умел. И ему нужна была нормальная пенсия. Не торговать же ему сигаретами у метро?

Вечером, оставляя Флорычу объект, генерал Дубичев был взволнован. Беспокоил его узник из шестнадцатого номера. Битых два часа с узником сидел мрачный мужик, в камеру носили телефон — словом, происходило что-то очень серьёзное.

— Сердце не на месте, Флорыч, — признался Дубичев. — Больно уж ушлый гусь. Как бы чего не вышло… Ты уж, Флорыч, если какой вдруг шухер начнётся… Не стесняйся, а то он такого накуролесит… Знаешь, где у нас таблетка номер три.

На здешнем языке таблетка номер три означала «газ в камеру».

После такого разговора Тит Флорыч, понятно, разнервничался. Несколько раз подходил к шестнадцатому номеру. Смотрел в глазок на человека, которого лучше удушить, чем позволить ему накуролесить.

Совершая последний предутренний обход спецобъекта, Тит Флорыч услышал за поворотом шорох.

Осторожно выглянул из-за утла и ахнул. В похоронной валялись два пол-тела: от груди до пят. Сочилась свежая ещё кровь. В луже крови плавали четыре руки, отсечённые до локтей.

— Четыре руки, — забормотал Тит Флорыч, — Господи Иисусе, если ты на небеси, четыре руки…

Тит Флорыч сам не заметил, как оказался у шестнадцатого номера.

Дверь камеры открывалась навстречу Титу Флорычу.

Тит Флорыч понял, что страшный клиент, ушлый гусь сейчас отрежет ему голову и руки. Как сделал с теми, что лежат в похоронной.

Тит Флорыч с разбегу всем телом навалился на открывающуюся дверь. С той стороны не ожидали напора. Дверь защёлкнулась.

Тит Флорыч ринулся к пульту подачи газа.

Генерал Дубичев так и не смог заснуть.

Генерал Анисимов сделал страшную ошибку, отпустив от себя Максима в эти решающие часы.

Генерал Анисимов даже не вернулся в эту ночь в Москву. Остался в Выборге. Подложил ему, видать, пархатый мудак Гаев какую-нибудь еврейку с разноцветной мандой.

У них такое случается: часть манды, допустим, синяя, а другая, например, жёлтая.

Разве можно так беззаботно вести себя в решающие часы! Будто бы указ Президента уже подписан!

Будто бы все враги мертвы!

Генерал Дубичев решительно встал, вызвал машину.

Он решил провести остаток ночи на спецобъекте, рядом с Матадором… Мало ли что может случиться. Мало ли как ляжет масть завтра. Пока враг в руках… Пока враг в руках, от врага молено избавиться.

Дверь в камеру номер шестнадцать оказалась приоткрытой.

Дубичев выхватил пистолет и ворвался в камеру номер шестнадцать. Генерал Дубичев был готов один на один встретиться с убийцей сына.

Камера была пуста.

Генерал Дубичев бросился в коридор.

Тяжёлая дверь камеры захлопнулась перед его носом. Генерал услышал быстро удаляющиеся шаги.

Генерал не сразу почувствовал приторный сладковатый запах.

Глава двенадцатая

Зайцева вербуют по спутниковой связи — Арина делает предателюгорячий укол — Матадор ищет нравственный ориентир — Прометей подсажен на Акварель — Ястреб спешит на помощь — Матадор бросает самолёт в мёртвую петлю — Смех Президента

Лейтенант Лейкин привёз из Питера спутниковую связь, чтобы связать Зайцева с генералом Барановским. Генерал натурально, хотя и устно пока, выкручивал Зайцеву руки, требуя задержать в Выборге Анисимова и Гаева.

Для этого Лейкин и привёз таблетки.

— Сюрприз совершенно безопасен, — Барановский говорил медленно и строго. — Мои ребята хотели сегодня взять под опеку вашего больного мальчика, но я попросил их пока этого не делать…

Зайцев сидел в маленькой каюте парусника-ресторана, качавшегося на волнах в двух шагах от гостиницы. Чайки уже рассекали с утробным криком туманную рассветную синеву, словно приглашая рыбу подняться на завтрак. С залива дул плотный ветер.

— Сейчас от нас с вами зависит судьба России, — сказал напоследок Барановский.

«Как они узнали про Пусю? Арина рассказала? Санитары? Ёжиков, грязный наркушник… Рассказать Гаеву? Нужен я ему… Кердык подкрался незаметно…»

И ещё, стало быть, судьба России.

Зайцев горько усмехнулся. Конечно, жалко, если полетит голова Барышева. И победит генерал Анисимов.

Но что это значит — «судьба России»?

Он, Зайцев, тоже часть России. И артисты, которых он продюсирует с Гаевым, тоже часть России. Между прочим, не худшая её часть.

— Тоже являются частью России, — зачем-то пропел Зайцев.

И теперь Зайцеву предлагается трава-нуть хозяина и хозяина хозяина в обмен на судьбу России…

Барановский пообещал, что таблетки безопасны. Лейтенант утверждает, что клиенты очнутся через двенадцать часов…

«Дурак, — заключил Зайцев, — не на судьбу России в обмен, а на твою шкуру. Ты, дурак, теперь содержатель наркопритона».

Стоит Барановскому щёлкнуть пальцами, и уже сегодня его будут пендюрить на Лубянке. Пинать по яйцам… Тот же Матадор первым пнёт.

Нет, надо идти сдаваться Гаеву. Через шесть часов Президент подпишет Указ о Барышеве. Анисимов не кинет Гаева. А Гаев Зайцева…

Зайцев брёл, не разбирая дороги.

Сильный ветер с залива. Мнёт низкое небо, как бумажный лист. Срывает с пролетающих тучек куски дождя и швыряет их в город.

— А Михалыч вчера нажрался и давай возгудать: дескать, захочу, всех вас сейчас выгоню в жопу и водки больше не дам…

Два мужика в одинаковых серых фуфайках курили у входа в какую-то контору.

— А ещё Михалыч орал, будто он может отключить, если захочет, электричество во всём Выборге. Что у них профилактика, и все линии сейчас сидят на узле, который он сторожит… Захочу, говорит, поверну рубильник, и не только город отрубится, но и таможня, и аэродром… Предлагал за ящик водки, на спор…

Сильный ветер с залива. Лист неба смялся в комок. Капли дождя начали хлестать по щекам.

На тринадцатом гудке трубку сняли и тут же положили. Короткие сигналы.

— Быстрее, пожалуйста, — сказала Арину в спину шофёру, — там кто-то есть.

Улицы были запружены народом, на каждом углу приходилось стоять и сигналить минут по пять. Ряженый Пушкин заглянул в окно машины, крикнул «Аи да сукин сын!» Бог знает что. Праздник.

Девка с длинной косой и в кокошнике отбивала чечётку и выдавала частушку за частушкой.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату