— Шелл? — услышал я мужской голос.
— Да.
— Это Браун. Я...
— Браун?! Надо же! Я только что подумал... — начал было я и сразу же осекся.
Голос Брауна был неузнаваем, в нем отсутствовала живая приятная интонация, присущая ему.
— Я... ранен, Шелл. Я на заправке в Финли. Пару миль вверх по... Кань... Каньону. — Он застонал.
— В чем дело? Браун, что случилось?
— В меня стреляли. Я...
Вслед за тем в трубке послышался какой-то треск. Похоже, он уронил трубку. Потом донесся какой-то глухой стук и звук, похожий на царапанье. И все, больше я ничего не слышал. Я бросил трубку на рычаг и сломя голову помчался к !машине, сбегая по лестнице, поскользнулся, потом споткнулся и чуть было не упал. Когда я добежал до своего «кадиллака», на лбу у меня выступил холодный пот. Я проехал вверх по Россмор и свернул на Сансет уже после того, как зажегся красный свет.
Дорога, ведущая в Спринг-Каньон, начинается у Голливудского бульвара и идет вверх к Голливудским холмам, огибая фешенебельный жилой район на протяжении полумили. В те времена здесь, на открытой, поросшей кустарником местности, было всего лишь несколько домов, стоявших на почтительном расстоянии друг от друга. Я въехал в Спринг-Каньон и вдавил педаль газа до упора.
Судя по всему, Браун ранен, и серьезно. Должно быть, ему совсем плохо, иначе он ни за что не позвонил бы. Он такой.
Он был наделен самыми лучшими, по моим понятиям, качествами. Не слишком высокий, но сильный и крепкий, рыжеволосый, довольно невзрачного вида, он излучал тепло и доброту, которые буквально обволакивали меня. Я встречался с ним в городе, был не раз приглашен на обед к нему в дом, где он жил со своей милой младшей сестренкой Келли. Вот уже шесть лет как мы знакомы. И все эти годы он был членом Лос-Анджелесского отделения профсоюза грузоперевозчиков.
Эта мысль пришла мне в голову совершенно неожиданно, но крепко засела в ней. Рядом с мыслью об Алексис и о деле, расследовать которое меня наняли. Почему именно сегодня?
Почему Браун позвонил мне именно сегодня ночью?
И тут в свете фар я заметил справа на обочине некий темный предмет рядом с небольшой бензозаправочной станцией.
Это был человек. Скрюченная, бесформенная фигура, словно осевшее на землю огородное пугало. Я ударил по тормозам и, остановив машину у обочины дороги, побежал к заправочной станции.
Я приблизился к человеку и замер на месте, глядя на него во все глаза.
Нет, это не Браун, решил я. Это не может быть Браун! Лица, в сущности, не было. Оно превратилось в сплошное кровавое месиво. Человек медленно двинулся мне навстречу, неуклюже, словно ноги увязали у него по колено в жидкой грязи. А еще так может двигаться человек, впервые вставший на протезы.
Словом, видение из ночного кошмара. В свете фар моего автомобиля я успел заметить его обвисшую нижнюю челюсть и застывший взгляд.
Теперь я пришел в себя и бросился к нему. Но едва успел к нему подбежать, как Браун вдруг стал падать, словно отпустили веревку, которая поддерживала его в вертикальном положении. Он выскользнул у меня из рук, но я инстинктивно подхватил его под мышки и попытался удержать. Однако под его тяжестью мне пришлось опуститься на одно колено, но я изо всех сил старался его удержать и поэтому прижимал как можно ближе к себе.
Голова Брауна запрокинулась назад, словно из его шеи удалили позвонки и мышцы и она превратилась в полую трубу из кожи, лишенную какой-либо жизненной силы. Однако Браун был все еще жив. Я просунул руку ему под затылок и осторожно приподнял голову. Он открыл глаза и взглянул на меня.
Это был Браун, да, Браун Торн. Вернее, то, что от него осталось. Он раскрыл рот. Он попытался что-то сказать. Из его горла вырвался звук — одно-единственное слово, закончившееся шепотом. Потом изо рта хлынула кровь. Однако Браун из последних сил напрягался, пытаясь говорить. Он попытался улыбнуться. Правда, он пытался улыбнуться! Так он и умер с улыбкой. Просто перестал цепляться за жизнь. Черты его лица немного смягчились. Самую малость. Тело его сразу обмякло в моих руках. Но я продолжал крепко держать его. Я не хотел опускать его на землю. У меня возникла сумасшедшая мысль, что он не умрет, пока я держу его. Я держал его до тех пор, пока у меня окончательно не затекли руки. Только тогда я опустил его на землю.
Лицо его, залитое кровью, было все еще в синяках и порезах, губы порваны. Два зуба выбиты. Рука сломана, кость выпирала наружу, похожая на сломанную белую палку. Шея, видимо, была раздроблена пулей. Безобразная кровавая рана зияла в темноте.
Вокруг запястья одной его руки была обернута клейкая лента.
Я оглядел его тело и обнаружил еще одну огнестрельную рану — в спине. Рана в шее была опалена порохом. Я поднялся на ноги. В десяти ярдах от меня по дороге в Спринг-Каньон промчалась машина, свет ее фар высветил меня с трупом Брауна. Я направился к заправочной станции. Окно в одной из ее металлических стенок было разбито, а стоявший у окна стол засыпан стеклянными осколками. На столе стоял телефонный аппарат, шнур от которого с трубкой болтался снаружи. Трубка была в крови.
Земля вокруг была изрыта пальцами. Браун лежал в нескольких ярдах от меня, и в темноте его тело можно было принять за земляной холмик. Между его телом и тем местом, где находился я, было еще одно объемное углубление в земле, либо образовавшееся при падении его массивного тела в рыхлую землю, либо прорытое им. Глядя на Брауна, я невольно стал думать о нем. О нем и о Келли Торн, сестре Брауна. Милой, славной Келли. Кто-то должен сообщить ей эту скорбную весть.
Я надеялся, что мне не придется этого делать. Потом я подумал об Алексис Фрост и ее пропавшем отце, докторе Гедеоне Фросте. И мне вспомнилось одно-единственное слово, с трудом произнесенное Брауном.
И это была фамилия — Фрост.
Тогда я поднял трубку — рука у меня была в крови Брауна — и позвонил в отдел убийств.
Позвольте представиться: Честер Драм
Я — частный детектив, работающий на Восточном побережье, в районе, прилегающем к Вашингтону. Я легок на подъем и в мгновение ока пускаюсь в путь ради безопасности своего клиента или улыбки блондинки. Мне приходилось гоняться за гангстерами международного масштаба по солнечным площадям Рима и сквозь железный занавес вплоть до Берлина, иметь дело с фанатиками мусульманами... арабскими танцовщицами... Я ловил профессиональных убийц в Индии, сражался с повстанцами на южной границе и с бандитами-лыжниками в горах Канады.
Однако подлинную опасность своей профессии я осознал, лишь когда судьба свела меня с детективом с Западного побережья, именующим себя Шеллом Скоттом.
Когда я наконец столкнулся лоб в лоб с человеком с белесым ежиком и дьявольской ухмылкой, передо мной разверзлись пятьдесят семь разновидностей ада.
А началось все в Вашингтонском национальном аэропорту...
Когда над Вашингтоном сгущаются сумерки, включаются мигалки вдоль песчаной отмели Потомака, известной как Гравийный карьер. Если смотреть из самолета, мигалки кажутся двумя сплошными красными линиями, ведущими к взлетно-посадочным полосам. А на земле эти мигалки похожи на трассирующие пули, свидетельствующие о безмолвной войне между человеком и природой.
Мне приходилось наблюдать эти огни с воздуха, а теперь я ехал мимо них по большой автостраде, разделяющей Гравийный карьер на две равные части. За два дня до того, как отправиться расследовать случай в Ричмонде, я оставил свой автомобиль на стоянке у аэропорта.
Когда я преодолел уже половину пути от аэропорта до моста, ведущего через Потомак к бассейну Тайдуотера, меня обогнало такси. Я еще подумал, что скорость его, должно быть, никак не меньше семидесяти миль в час.
Второй автомобиль с ревом несся еще быстрее. Я освободил ему место для обгона, съехав на другую полосу движения, и он пролетел стрелой, обдав меня тугой струей воздуха.
Затем я услышал пронзительный скрежет тормозов и натужный скрип шин по асфальту. Автомобиль, только что промчавшийся мимо меня, догнал такси и, пристроившись сбоку, прижал его к обочине. В свете
