Сухих: Есть в нем что-то…
И обе они хором: нехорошее. Нехороший мужик. Как-то это чувствуется. Нет, с такими лучше не жить.
Такому странному и удивительно единому взгляду на вещи можно было только поражаться. Они обе говорили о нем, как о каком-то далеком незнакомце. Или даже как о чем-то грязном, о каком-то таракане, от которого удалось избавиться. Я помнила Стаса, он был грубым и, кажется, не очень добрым. Но в целом таким, как все. Для меня в нем не было ничего такого, совсем уж плохого или, как они говорили, нехорошего.
Видимо, чтобы понять некоторых мужчин, с ними необходимо переспать. Или поверить на слово подругам. Тем, кто это уже сделал.
Анька сказала, что и эти-то две недели терпела Стаса только потому, что была сильно занята – это раз. Не хотелось мараться – это два. И еще, надеялась как-то выяснить хоть что-то о его планах – это три.
– Но он как будто почуял что, – говорила она нам с Сашкой, в то время как мы делали вид, что занимаемся на тренажерах. – Молчаливый стал, звонить выходил в коридор, к лифтам. Хитрил. В общем, я не выдержала, ну и сказала ему все.
– Что все? – уточнила я, борясь с одышкой при медленной ходьбе.
– Что скоро вообще-то весна, и он мне тут, на квартире, на фиг не нужен. Потому что на моем пути может встретиться какой-то действительно интересный мужчина. И что я ему скажу? Что это так – домовой у меня завелся? Нет уж. Мне надо личную жизнь устраивать.
– Это правильно. Надо устраивать, – согласились мы с Карасиком. – Мы вообще не понимаем, как при твоей красоте ты до сих пор не устроена.
– А еще я ему рассказала про Марлену. Что я все ей выдала. Его страшную тайну.
– Да что ты! А он? – хором переспросили мы.
– Нет, но в самом деле. Почему я должна участвовать в его грязных делишках. Ну, он, конечно, разорался. Орал: «Кто дал тебе право!» Кричал: «Это не твое дело! Совсем свихнулась, а?»
– О, узнаю выражения, – мечтательно кивнула Карасик. – Слава богу, он больше не со мной.
– Знаете что! Хватит насиловать тренажеры. А то с вами даже и они потолстеют. Пойдем-ка в кафе! – предлагала Аня. И наше «оспортивление» на этом заканчивалось. Совсем как в старые добрые времена.
Мы пили чай, ели булочки (из цельнозерновой муки) и говорили, что надо бы как-то созвониться и попить чайку всем вместе. Надо бы. Только обычно нас всех обзванивала Марлена. Теперь она не звонила никому из нас.
Было странно и грустно встречать весну без наших мартовских посиделок. Я скучала по Басе, которая тоже как-то пропала. Ушла в работу и не вернулась. Марлена обычно вытаскивала ее оттуда. А мы хоть и грустили, но как-то сами не звонили – руки не доходили. Какое забавное выражение. Руки не доходили. Куда они не доходили?
Без Марлены ничего не происходило. Мы не пошли в театр, мы не встретились в каком-нибудь новом кафе. Марлена не просила больше Авенгу погадать нам всем на кофейной гуще, а я никогда сама Авенге не звонила – как-то не было у меня веры в ее алхимию. Так и получалось, что все-таки мы распадались. Ведь, известное дело, благими намерениями… Все мы честно собирались позвонить друг другу. Вот-вот, сейчас- сейчас. Еще немного, еще чуть-чуть – и мы разгребёмся с делами (тоже вот скажите – это время когда- нибудь у кого-нибудь наступало?) и возьмем телефоны, и наберем номера, и придумаем что-то, замутим. Куда-нибудь пойдем. Но пока…
Мы работали. Было много работы. В поликлинике заболели сразу два эндокринолога, в связи с чем выписывать инсулин пришлось нам, терапевтам. Очереди к нам теперь были больше похожи на осаду. Иногда, приходя на работу, я не могла войти в собственный кабинет, потому что путь к нему преграждала толпа еще не принятых пациентов из утренней смены.
Зато дома, на моей кухне, Тимофей все чаще что-то готовил, размеренно рассказывая что-то Эльке. Каштан уже привык к моему странному дому и перестал выгрызать провода из стены в коридоре. На кухне постепенно появлялись новые вещи. Сначала обои, потом разделочный стол. Потом полки. Мне нравилось приходить домой, хотелось, чтобы это не кончалось. А однажды, когда мы с Карасиком возвращались ко мне из фитнес-клуба, случилось нечто. Мы шли бодро и быстро, потому что наплавались, аппетит у нас обеих зашкаливал за все мыслимые пределы, а Тимка обещал нас накормить странным блюдом под названием «Каннелони». Это такие макаронины размером с полкирпича, внутрь которых можно запихнуть все, что угодно. Тимкины каннелони даже Каштан обожал так, что готов был Родину продать. Ну и я тоже. Честно говоря, что такое наша Родина в сравнении с запеченными каннелони!
О, этот божественный запах плавящегося пармезана под грилем. О, сказочные, чудотворные руки Тимофея. О, блаженное чувство счастья, когда лежишь в его объятиях, сытая и теплая, и смотришь любой бессмысленный фильм. Или даже футбол. Хоть бы и хоккей – лишь бы Тимка рядом. Не понимаю, как только его бывшая жена додумалась упустить такого мужика. И заменить его каким-то ничтожеством, постоянно прыгающим из окна. Вот если бы я была на ее месте, я бы надела на Тимку фартук и не выпускала его из дома. А его плечи? Широченные! А этот насмешливый взгляд, когда я пытаюсь отнять у собаки потенциальную добавку! Определенно, таких отношений у меня в жизни еще не было. И Карасик считает точно так же. Она говорит, что автослесарь – тоже вообще-то бизнесмен. И не в деньгах счастье. Раз мне он нравится…
Правда, Тимка уже намекал, что это опасно – дружить с подругами, уводящими чужих мужей. Но сказал, что Карасик – совсем не в его вкусе. Хотя… определенные опасения в моей душе ему вызвать все- таки удалось. Я даже сказала Карасику, что, если она уведет у меня Тимку, я ее квартиру взорву, а она только так грустно на меня посмотрела и сказала, что он тоже не в ее вкусе. Может, врала? Надеюсь, что нет, потому что, кажется, лучше Тимки у меня еще никогда никого не было. Не пьет опять же.
– Галя! – раздался вдруг голос откуда-то сбоку, из глубины нашего дворика около дома. Мы с Карасиком, полные мыслей (и разговоров) о каннелони, Тимофее, сложности бытия и прочей чуши, в этот момент хором подпрыгнули и обернулись на голос.
– Марлена? – ахнула я, вглядевшись в даль сквозь деревья. – Что ты тут… То есть, господи! Марлена! Привет, ты ко мне? А что не позвонила?
– У тебя не отвечает телефон, – ответила она. Голос ее дрожал. Она нервно поглядывала на Сашку, моментально покрасневшую и затрясшуюся так, словно она стояла голой на ветру.
– А… это я в бассейне была. Выключила и забыла включить.
– Понятно, – протянула Марлена и замолчала. Мы стояли и молчали, я смотрела на нее – она такая бледная, усталая, совсем другая. Может, права была Бася. Не надо было ничего этого говорить? Нельзя было отнимать у нее этого блаженного неведения. Чтобы быть бабочкой, нужно порхать над цветами в теплом летнем саду. Бабочки не выживают в морозы.
– Галя, мне… мне очень нужно с тобой поговорить, – сказала наконец она. И голос ее был тверд.
Глава 17,
доказывающая, что есть еще порох в пороховницах
Мужчины. Сколько из-за них шуму и пыли, и разбросанных носков, и пролитых слез. Разве кто-то мечтает об этом? Мы же мечтаем совершенно о другом, и любовь, как праздничная коробка с бантиком, выглядит достойно и красиво, и заманчиво. Так и хочется открыть ее, потому что за такой красивой упаковкой может быть только что? Конечно же, безоблачное счастье. Бело-розовое облако в синих небесах, смеющиеся лица, красивые жесты, цветы и рестораны, дети в матросках и с идеально постриженными ногтями. И на руках, и на ногах.
В общем, все, как у Марлены. Мы все мечтаем об этом, но не у всех получается именно так. Кому-то с
