Коллега, с живостью:
Ну, если постараться, можно и насрать!
Объясняю прямым текстом:
Слушай, ты, интеллигентный человек, блин, слово непечатное! Мне переодеться надо!
Коллега, мрачновато:
Ну и что?
Я, для тупых:
А то, что я, конечно, понимаю, что в твоем почтенном возрасте за голыми женщинами уже не подглядывают — на них просто пялятся. Мне в общем–то плевать, но заранее предупреждаю: на Дженнифер Лопес я уже не потяну!
Коллега, откровенно заинтересованно:
А на кого потянешь?
Я, самокритично:
Ну, разве что на Сигурни Уивер в четвертой части эпопеи про Чужих.
Коллега, философски:
Хоть на самих Чужих! У меня, блин, с этой слово непечатное работой, блин, всё равно ни на кого не встанет…
Поворковали, блин.
Ладно, переодеваюсь; если уж на то пошло, лично мне пока стесняться в самом деле нечего.
А вот теперь представьте: в самый, можно сказать, патетический момент — виноватый голос фельдшера из дальнего угла, мы выоношу за разговором как–то не заметили:
А почему ни на кого не встанет? У меня вот, извините, встал…
И — реплика коллеги, достойная скрижалей, со всем могучим превосходством жизненного опыта, тяжелым таким басом:
Молодой ышшо…
А по мне так ничего. Оптимистичненько.
На хрена вороне крылья
И просто зарисовка напоследок. Вместо эпилога. Очень коротко.
Перекуриваю как–то утром я у поликлиники. И картинку созерцаю. Маслом. С выставки.
Идет похмельный мужичок с бутылкой пива в нашу поликлинику. Мужичок здесь, сразу скажем, ни при чем. Он просто делает очередной глоток и недопитый сосуд у входа оставляет, на ступеньках. И — на прием к врачу.
А с ближайшего дерева немедленно слетает ворона и начинает эту бутылку обследовать. Очень любопытная ворона. Исхитрилась, заглянула в горлышко — и обнаружила там явное наличие животворящего напитка. Попыталась было унести бутылку в лапе — не зацепиться, скользкая.
Тогда мудрая ворона роняет бутылку на бок. Часть пива вытекает, ворона его тут же выпивает. Хорошо. Но мало.
Тогда ворона наступает лапой на горлышко, бутылка наклоняется. Еще толика пива вытекает, ворона его жадно выпивает. Значительно лучше. Но хотелось бы еще.
Тогда ворона аккуратно спихивает бутылку со ступенек горлышком вниз. Остатки продукта выливаются, ворона
вдохновенно их употребляет и минуты три пребывает в заслуженном блаженстве.
А потом ворона встряхивается, каркает, взлетает — и со всей дури шарахается о дерево. О то самое, с которого слетела. Брякается вниз, мотает башкой — и степенно удаляется пешком. Чуть пошатываясь и слегка зигзагом. От избытка впечатлений, надо полагать.
И чем–то тут таким родным, родственным таким от этой птицы вдруг на меня повеяло…
Мораль?
А вот: почти автопортрет.
Понимайте это как умеете.
