— Но здесь никого нет. Расскажите мне, наконец, за что вы сюда попали?
— Нет! — коротко ответил я.
— Тогда извините меня, — вежливо сказал надзиратель и позволил мне уйти.
Однако, он узнал и запомнил мою фамилию и, придя на дежурство, нередко подзывал меня к выходным дверям, где он иногда стоял, чтобы я развеял его скуку. Мы разговаривали на отвлеченные темы и надзиратель показал мне свою начитанность. Как оказалось, он читал даже Платона. Однажды он позвал меня, находясь посредине коридора:
— Ветохин, идите сюда на минуточку!
Я подошел и увидел, что глаза надзирателя улыбались, а на лице было написано плутоватое выражение. Смотрел он на стену, где Федосов только недавно повесил вырезанный им из журнала известный портрет Ленина с наклоненной, как у бодающегося быка головой.
Вот на этом портрете наш вождь особенно похож на шизофреника, — вполголоса сказал мне надзиратель. — Классический портрет шизофреника!
Конечно, я ничего ему не ответил.
Однажды, когда после выдачи продуктов больным я открывал заказанные ими консервы и согласно правилам, чтобы не давать больным банки с острыми краями, вываливал содержимое банок в металлические миски, я увидел вошедшего в коридор с лестницы постороннего санитара, молодого, но с лысиной, который сразу пристально уставился на меня. Человек показался мне чем-то знакомым, но я не мог вспомнить, где я его видел. Считая это не важным, я не стал напрягать память, а продолжил свое дело. Но санитар подошел ко мне:
— Здравствуйте, Юрий Александрович, — сказал он таким специфически слащавым голосом, что я моментально его вспомнил.
— Здравствуйте, Владимир, — ответил я и сразу у меня в голове всплыл образ ленивого, малограмотного, но заносчивого родственника нашего начальника Брадобрее-ва, который пришел в вычислительный центр ЛОМО сразу на должность старшего инженера, хотя еще учился только на третьем курсе института.
— У нас в общежитии санитаров кто-то назвал вашу фамилию и я решил сходить посмотреть, — продолжал Владимир. — Фамилия у вас редкая и я подумал: уж не Юрий ли Александрович? Как вы сюда попали? Вот бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами! — театрально воскликнул он. — Сравнить ваше положение в вычислительном центре и здесь… просто невероятно!
— То, что случилось со мной — и вероятно и логично в нашей стране, — ответил я. — Вот когда такой человек, как вы, попадает в тюрьму — это действительно неожиданно.
— Ну, у меня бытовое преступление… маленькое, не такое, как у вас, — вяло ответил Владимир, выдав, что он уже знал, за что я сидел. — Я скоро освобожусь по половинке. Кстати, не надо ли вам чего передать на свободу? Скажите только, я в лепешку разобьюсь, но все сделаю!
— Нет, спасибо, не надо, — ответил я.
— А какой у вас срок, Юрий Александрович?
— Срок у меня такой: может быть, меня освободят еще сегодня, а может быть, никогда!
Когда Владимир ушел, я спросил у нашего санитара, не знает ли он за что он сел?
— Как же, знаю! — ответил он. — Поехал с другом в отпуск в Крым, поселился с ним в одной комнате и там обо крал его.
Владимир стал часто приходить ко мне и вспоминать вычислительный центр, общих знакомых, а больше всего — развлечения и проказы. Однажды он сообщил мне, что Прусс организует еще одну работу с помощью больных. Он задумал установить телевизионные датчики вдоль тюремного забора, на прогулочном дворике и во внутренних помещениях. Владимир узнал об этом от самого Прусса, который вызвал его в числе других санитаров, у которых в бумагах значилось радио-техническое образование. Он предложил ему возглавить бригаду электронщиков.
— Я отказался от его предложения, — сообщил мне Владимир. — Вы ведь знаете, что я бы не справился с такой работой. Но я указал ему на вас! — воскликнул он, видимо ожидая, что я буду благодарить его за это. — Я рассказал ему о том, как вы организовали вычислительный центр почти что на пустом месте и как вы обучили весь персонал! Прусс был очень заинтересован!
Я молча ждал продолжения. Владимир признался:
— Юрий Александрович! — заговорил он просительным тоном, — если Прусс назначит вас бригадиром, возьмите меня в бригаду простым рабочим! Работа в бригаде помогла бы мне освободиться по половинке! Я буду честно работать, не как в ЛОМО, честное слово!
— Я совсем не думаю, что Прусс назначит меня на эту должность, — ответил я.
Через несколько дней, вечером, когда я сидел в рабочей камере и играл с Витей Дьяченко в шахматы, дверь камеры вдруг открылась и дежурная сестра Вера Ивановна вызвала меня и Цыпердюка в коридор. В коридоре она взволнованно сказала нам почему-то шепотом:
— Юрий Александрович, вас Прусс вызывает к себе в кабинет. Все наши врачи ушли по домам… Я право не знаю, что надо делать в таких случаях… это в первый раз, чтобы Прусс вызывал больного вечером…
Она оглядела меня со всех сторон и приказала Цыпердюку, подавая ему связку ключей:
— Вот вам ключи от вашей кладовой. Выдайте Ветохину новую пижаму, в которой больные ходят на свидание, а санитару — чистую белую куртку.
Потом, провожая нас к выходу из отделения, Вера Ивановна силилась придумать какие-то инструкции. Это было видно по ее лицу и по тому, что она пыталась что-то сказать и вдруг замолкала:
— Юрий Александрович!.. Ветохин!.. Смотрите там! — наконец неопределенно напутствовала она меня и велела надзирателю открыть нам дверь на лестницу. Было очевидно, что о причине вызова она не знала ничего и терялась во всевозможных догадках. Дежурный санитар повел меня на первый этаж соседнего корпуса. Там мы вошли в просторную приемную, где место секретарши уже пустовало, а ее пишущая машинка была закрыта чехлом. Мы пересекли приемную и санитар постучал в дверь с табличкой «Начальник спецбольницы подполковник Прусс Ф.К.»
— Войдите! — раздался негромкий сочный голос Прусса Санитар открыл дверь, пропустил меня и вошел следом за мной. Я увидел Прусса, сидящего в мягком кресле за большим письменным столом. Он был в кителе, застегнутом на все пуговицы, и без белого халата. Его огромные очки лежали на столе, где также были разложены папки с какими-то бумагами. Около стола стояли два мягких кресла, а в другом конце кабинета — еще один стол, канцелярские стулья вокруг него и шкаф с книгами. На маленьком столике около Прусса находился телефон и какие-то средства сигнализации.
— Гражданин подполковник! По вашему приказанию больной Ветохин доставлен! — доложил санитар по-военному.
— Здравствуйте, Юрий Александрович, — высокомерно-ласково, «по барски» приветствовал меня Прусс.
— Здравствуйте, гражданин подполковник, — ответил я.
— Вы, санитар, выйдите за дверь и ждите в приемной! — приказал Прусс санитару. — Когда я кончу беседовать с больным, я вас вызову. Садитесь, пожалуйста, — пригласил он меня и откинулся на спинку кресла, как бы приглашая меня чувствовать себя непринужденно.
Я сел. «Оденет или не оденет Прусс свои очки?» — пришла на ум пустяковая мысль. — «Если он забудет одеть, значит прав Альберт, что в очках у него вделаны оконные стекла и носит он их единственно для солидности». Прусс сделал добродушную гримасу на лице и «по-отечески» поинтересовался:
— Я не помешал вам своим приглашением, Юрий Александрович? Может быть, вы читали интересную книгу, а я перебил вас на самом драматическом месте? Что вы делали в отделении, когда я позвонил вашей медсестре?
— Я играл в шахматы.
— О! Вы играете в шахматы? Хорошая игра! Великолепная игра! Даже Владимир Ильич при всей его занятости любил иногда сыграть в шахматы. А с кем вы играли?
— С Дьяченко.
— Что-то я такого не знаю. Он… тоже за антисоветизм?
