Она думала, что их прибытие в Ка'Людовичи относится к разряду событий обыденных. Но она ошиблась.
— Я думала, Са' — это сокращение от casa. Дом.
— Так оно и есть. Не знаю, откуда это возникло. Какая-то местная шутка. — Вэл засмеялся. — Как Вандербильты (Одна из самых богатых и известных семей США) и. их «коттеджи» на побережье.
Дом графа Людовичи представлял собой огромный палаццо из бледно-розового кирпича, из которого столько зданий было построено в Венеции. На фасаде обращали на себя внимание изысканные готические узоры и арочные окна.
Хозяин ожидал их на причале. Когда гондола причалила, он затушил сигарету и подошел поприветствовать гостей.
— Синьорина Джонстон, синьор Блэкфорд, добро пожаловать.
Они поднялись по пролету мраморной лестницы от уровня воды до piano nobile, главного этажа палаццо, где располагались общие комнаты. У Клэр было такое чувство, словно она по ошибке попала в музей.
Первый зал был обшит обильно золоченым деревом, выделанным в венецианском стиле, с потолком, покрытым фресками. Повсюду были зеркала. Картины великих мастеров эпохи Возрождения украшали громадную приемную. Казалось невероятным находиться рядом с бесценными творениями, осознавая, что те являются личной собственностью одного человека. Они веками принадлежат этой семье. В конце концов, предки графа заказывали полотна самым знаменитым художникам своего времени.
Мягкий свет поблескивал на густых седых волосах графа, который повел их на балкон.
— Коктейль? Вино?
На самом деле Клэр больше всего хотелось смотреть на картины. Это, конечно, было бы невежливо. Людовичи налил в бокалы бледного вина, такого прозрачного и золотистого, что, казалось, в нем светились солнечные лучи.
— Из виноградников Людовичи, — сказал он, когда Вэл спросил, откуда оно.
Мужчины разговаривали так запросто, словно были старыми знакомыми. Пока Клэр испытывала смущение, они втянули ее в свою беседу. Она понимала, что Вэл помогает ей, время от времени замолкая, чтобы она могла вставить слово.
— У нас есть немного времени до ужина, — произнес Людовичи почти с сожалением. — Может быть, вы захотите взглянуть на мою коллекцию?
Клэр сгорала от нетерпения. Этот момент наконец настал. Граф повел их в библиотеку, окна которой выходили на чашу Сан-Марко с видом на старую таможню и Салюте. Купола церкви улавливали свет звезд и удерживали его.
Наконец Клэр сосредоточила все свое внимание на картинах. Ей понравился Шагал, но не Пикассо. Франкенталер оставил ее равнодушной. Граф слегка рассмеялся.
— Я чуть-чуть дразню вас. Я знаю, что вы любите старых
мастеров.
Он открыл дверь и провел их в следующий зал, удивительно пропорциональный, с розовыми мраморными полами и белыми шелковыми стенами. На них, как драгоценные камни, светились картины. У нее перехватило дыхание. Тут были картины, о которых она никогда не слышала и никогда не читала, картины, неизвестные миру.
Пока они обходили комнату, граф указывал кивком или грациозным жестом, какие из полотен он хотел бы выставить на аукцион. Вэл наклонился вперед.
— Когда Тиш увидит все это без ящиков у себя в офисе, она потеряет дар речи.
Клэр пихнула его локтем в бок, чтобы заставить замолчать. Когда они уже повернули к двери, она заметила маленький альков. В его глубине висела черная штора. На маленьком столике горела лампа из меди и красного стекла — такие Клэр видела в церквях и соборах. Дрожь пробежала по ее рукам. Это напоминало мемориал.
— Картина, которая здесь висела, — спросила она, — она на реставрации?
— Вы не знаете эту историю? — Граф Людовичи казался удивленным.
Протянув руку вверх, он потянул за золотой шнур. Черные шторы раздвинулись, обнажив портрет молодой женщины.
Крик Клэр заглушил сдавленный возглас Вэла. Граф Людовичи посмотрел на портрет.
— Итак, вы оба заметили сходство!
— Нужно быть слепым, чтобы не заметить, — мягко сказал Вэл. — Это просто невероятно.
На картине была изображена молодая девушка. Она была очаровательна — с коротким прямым носом, маленьким подбородком, полными розовыми губами и зелеными, как море, глазами. Каскад светлых вьющихся волос сдерживался изысканной диадемой из золотой оправы и жемчуга, усыпанных топазами. Ее бархатное платье чудесного золотистого оттенка было так блестяще написано красками, что казалось таким же реальным, как и блеск ее кожи цвета слоновой кости.
И это бледное овальное лицо! Клэр видела его тысячи раз. Сходство с ее собственным отражением было сверхъестественным.
— Откуда… откуда вы узнали? — заминаясь, пробормотала она. — Мы же никогда не встречались.
Аристократ поклонился.
— Я дворянин Старого Света, но живу и в Новом тоже. Компьютер — мой незаменимый помощник. В Интернете, на вебсайте «Стерлинг Гэллериз» я увидел вашу фотографию и ознакомился с биографией. Мы, венецианцы, народ суеверный. И конечно же, я посчитал это предзнаменованием.
Клэр проглотила комок в горле. Удивительно узнать себя на портрете, которому сотни лет. Она попыталась скрыть свое эмоциональное потрясение. Сделать так, чтобы вновь в ней заговорил профессионал. Портрет был в отличном состоянии, не поврежденный ни сыростью, ни временем.
— Картина будет гвоздем аукциона, граф Людовичи. А почему вы хотите расстаться с ней… — Она запнулась. — Простите. Я сказала лишнее. Это ваше дело, а мое — оценивать картину. — Людовичи всегда были достойными хранителями.
Свет красной лампы придавал особое своеобразие девушке на портрете. Она выглядела такой молодой, такой бесконечно нежной. Такой… влюбленной! — подумала Клэр с восхищением. Хотя удивляться не следовало: эта молодая женщина была, несомненно, девушкой на рисунке, который не был продан на аукционе.
И той девушкой из тревожных снов Клэр, которая убежала из своего дома, чтобы встретиться с любимым. На ее нежной шее красовалось ожерелье с золотыми прожилками из стекла Мурано. Не хватало лишь кулона со сверкающим рубином в форме сердца.
Должно быть, она стала носить его позже, подумала Клэр. Подарок тайного любовника.
— Вы не должны извиняться, — сказал Людовичи. — Пожалуйста, садитесь, и мы поговорим. Я расскажу вам трагическую историю Бьянки и ее отца. Это позор моего дома. Она была прекрасна, как вы видите, застенчива и изнежена. Она казалась слишком робкой, чтобы бежать со своим любимым. Но стала слишком непокорной, чтобы повиноваться воле отца, когда ее отец договорился о браке ее с другим мужчиной.
У Клэр защемило в сердце. Она боялась услышать, что было дальше. Рука Вэла сжала ее руку.
— Это случилось вскоре после того, как был написан этот портрет, — продолжал граф. — Бьянка узнала, что беременна от Доменико Колеоне, сына одного из благополучных купеческих семейств. Она послала ему записку, когда молодой человек вернулся из Флоренции, хотя впоследствии он утверждал, что не получил послания. Бьянка бросилась в канал — так утверждали некоторые. Ее тело выловили под мостом.
— Ужасная история, — сказала Клэр, вздрогнув.
— Последствия нарушения свадебного договора были тягостны, но еще хуже было другое. Граф Людовичи, живший в то время, был сильным человеком. По слухам, он состоял членом тайного Совета десяти. Если бы все сложилось по-другому, его могли избрать дожем. Наверняка он мечтал об этом, о чем свидетельствуют его дневники. Вместо этого граф был лишен всего и изгнан из Венеции на материк. Он умер в Падуа (Город на севере Италии, к западу от Венеции) сломленным человеком. Понадобилось сто лет,
