сейчас курорт был преобразован в модный летний лагерь для их детей — золотой молодежи города. Конечно, Нина ехала не отдыхать, но даже если бы и очень захотела, это место было не для нее.
Нет, она ехала в летний лагерь на берегу озера в фургоне булочной-кондитерской, принадлежавшей дедушке и бабушке Дженни. Девочки помогали доставлять товар. Дедушка позволял им включать на полную мощь радио, наверное, не возражал потому, что имел проблемы со слухом. Поэтому волны тяжелого рока и легкий бриз, врывавшийся в открытые окна, омывали их по пути, наполняя блаженством. Когда фургон въехал в старинную арку ворот лагеря, Нина с наслаждением вдохнула запах леса и попыталась представить, что это значит — отдыхать здесь. Наверное, жуткая скука. Она была несправедлива из ревности, ведь ей никогда не узнать, что это такое — провести лето в отдельном домике, где всегда полно друзей. Такие семьи, как семья Романо, никогда не посылали своих детей в подобные места.
Она напомнила себе, что богатые отсылают сюда детей, потому что лишены воображения. Много денег и мало фантазии. Как говорил отец Нины — просто чтобы от них отделаться. Нина и ее восемь братьев и сестер прекрасно понимали причину — он пытался обмануть их, чтобы они не слишком расстраивались. Семья Романо с трудом сводила концы с концами, родители не могли всех детей обеспечить обувью, не говоря о каникулах. Отец Нины преподавал гражданское право в средней школе Авалона и любил свою работу. Зарплаты катастрофически не хватало, что было неудивительно. Девять детей — это не шутка. Каждое лето отец принимал участие в политической жизни. Он работал в штабе местных кандидатов, разумеется демократов, работал преданно и самозабвенно, он верил в своих избранников. Многие осуждали его за это. Имея столько детей, говорили они, лучше бы шел подработать летом на семью, например стричь газоны или рыть канавы. Но отец защищался, он искренне верил, что делает для своей семьи больше, потому что пытается изменить мир к лучшему. Старший брат Нины, Кармин, говорил, что лучше бы отец научился пользоваться презервативом.
Если мать Нины летом не вынашивала очередного ребенка или не возилась с ним, меняя пеленки, то работала в лагере «Киога» поварихой. Мать говорила, что готовка еды не составляет ей никакого труда, даже доставляет удовольствие, и она может приготовить на целую армию с закрытыми глазами. Работа была ей не в тягость, так что зарплату она считала бонусом. Мать готовила для богатых детей, которые понятия не имели, что такое износить обувь до дыр или умолять сестру не писать свое имя на ранце, потому что на следующий год он перейдет к тебе, или платить за школьный завтрак голубыми талонами на бесплатное питание, стыдливо протягивая их и молясь про себя, чтобы стоявшие в очереди позади тебя не заметили этого. Нина тоже работала летом в гостинице «Уиллоу», убирала номера и заправляла кровати. Кому-то это могло показаться скучным и неинтересным, но Нине нравилась эта работа. Приятно смотреть на плоды своих трудов, как все остается в убранном виде, кругом чисто и красиво, не то что дома, где порядок моментально нарушается грязнулями братьями и неряхами сестрами. И иногда гость оставлял ей чаевые — хрустящую пятидолларовую купюру в конверте для горничных.
Дженни вывела ее из задумчивости.
— Пошли.
Дедушка Дженни отправился в огромную, просто гигантских размеров кухню, где работала мама Нины, а девочки отправились изучать обстановку. Отец мог нелестно отзываться о кемпинге, но невозможно было не заметить прелести здешних мест — красоты леса, чудесных зеленых лугов, светлых родников, сверкающей глади озера. Сейчас отдыхающие заканчивали завтрак в павильоне с открытой деревянной верандой, представляющей просторный обеденный зал.
— Смотри, вон они.
Дженни, остановившись у лестницы, ведущей вниз, на кухню, смотрела на группы отдыхающих разных возрастов, сидевших за длинными обеденными столами. Слышался звон посуды, смех, звяканье столовых приборов. Внимание Дженни было обращено на группу мальчиков от двенадцати до четырнадцати.
— Ну разве он не чудо? — прошептала она.
Нина не слышала, она не могла оторвать взгляда от юноши постарше, и каждая ее клеточка кричала: «Это он».
Он был очень высокий, с идеальной фигурой атлета, светлыми волосами и убийственной улыбкой. На нем были голубые шорты и серая майка с надписью «Воспитатель». Дженни, проследив взгляд подруги, толкнула ее локтем:
— Да не этот, глупая. Это Грег Беллами. Он старый, ему уже восемнадцать, по-моему. — Она показала на группу подростков. — Я говорю о нем. — И ее взгляд с обожанием устремился на спокойного долговязого парнишку, внимательно изучавшего свой компас.
— О… — Нина посмотрела на объект восхищения Дженни. Один из золотых мальчиков, по имени Рурк Макнайт Дженни встретила его позапрошлым летом и убедила себя, что их ждет совместное счастливое будущее.
Небольшого роста черноволосый паренек сидел рядом с Рурком.
— Это Джой Сантини. Его лучший друг. Тоже хорош, не знаю даже, кто лучше.
«Зато я знаю». Нина снова устремила взгляд на Грега Беллами. Его имя звучало музыкой. Фамилия Беллами была настолько известной, что делала его избранным. В этих местах быть одним из Беллами — все равно что быть из семьи Кеннеди в Бостоне. Такие кланы окружает ореол престижа и привилегий, не важно, заслуживает их каждый член семьи лично или нет.
— Эй вы, двое! — громко позвала их мать Нины. — Завтрак кончается. Идите поешьте в зале.
Дженни отпрянула назад, испугавшись, что мальчики услышат.
— Стеснительность — потеря времени, — пробормотала Нина.
В ее семье не принято было притворяться, они громко выражали все свои намерения. Она схватила за руку Дженни и потащила ее в столовую. В буфете они взяли сэндвичи и напитки. Стараясь не расплескать лимонад на своем подносе, Нина прокладывала путь к Грегу Беллами. Он стоял у стойки с десертом, где в большом выборе были представлены изделия из булочной Маески: лимонные и персиковые кексы, ореховое печенье и нарезанные куски пирога. Любимого Ниной вишневого оставался всего один кусок. Единственное, что могло заставить Нину забыть о красавчике Греге, был вишневый пирог из булочной «Скай-Ривер».
Она взялась за тарелку, и в тот же момент кто-то протянул руку к тарелке с другой стороны сервировочной стойки — Грег Беллами. Она подняла глаза и встретила его взгляд. Небесно-голубые глаза, как у Бон Джови.
Он подмигнул ей:
— Кажется, мы оба претендуем на него.
Обычно Нина терпеть не могла подмигивание, но при виде голубых глаз Грега у нее подкосились ноги.
— Извини, — она отбросила назад густые черные волосы, — но он мой. Я первая его увидела. — Пусть подмигивает, она не отступится.
Он рассмеялся, его смех обволакивал, как расплавленный шоколад.
— Мне нравятся девушки, которые знают, чего хотят.
Она просияла улыбкой. Она ему понравилась. Он выразил это ясно.
— Меня зовут Нина.
— Грег. — Он изучал ее некоторое время, как будто никого вокруг не было.
— Так ты гостья?
— Верно. — Это ведь не было ложью. Она просто не уточнила, что она несовершеннолетняя дочь поварихи. Интересно, изменилось бы его поведение, узнай он об этом. Разумеется, и в старых добрых Штатах существовали проблемы социального неравенства, и таким, как она, в лагере «Киога» не место. Знакомство продолжится, но только в том случае, если она промолчит или солжет.
Она видела, что заинтересовала его, и гордо выпрямилась. Она всегда выглядела старше своих лет. Живая мимика, огромные черные глаза и рано сформировавшаяся фигура. Она даже гордилась своей внешностью, но иногда ей было неловко, потому что она была и так на год старше своих одноклассников.
По возрасту она должна была учиться на класс выше, не потому, что она была ленивее и тупее других. Когда пришло время отвести Нину в школу, мать просто забыла. Забыла. Люди смеялись и
