представить. А кричала потому, что это был единственный способ быть услышанной. Вообще-то она предпочитала мирное решение вопросов.
— Я знаю, что ты не больна, — мы едем к доктору Осборну.
Доктор Осборн был женским доктором. Нина прижала свой ранец к груди.
— Мама…
— Пора, а может быть, и поздно уже.
Нина не знала что ответить. Несмотря на страх, неожиданно почувствовала, как тяжесть свалилась с сердца. Наконец ее тайна раскрыта. Она собиралась поделиться с Дженни или с сестрами, но не могла найти подходящих слов, ее сковывали стыд и боязнь огласки. И вдруг мать сама коснулась запретной темы.
Обреченно она побрела за матерью к машине. Как и все, что принадлежало семье Романо, машина была потрепанной, но практичной — «форд-таурус». Неужели мать никогда не мечтает об «альфа-ромео» или «кадиллаке»? Впрочем, сегодня Нине было не до марки машины. Они проехали в молчании часть пути. Нина смотрела в окно, чтобы хоть немного отвлечься от своих невеселых мыслей.
Авалон был прекрасен осенью, особенно в последние Дни уходящего лета. Люди собирали в кучи опавшие листья перед своими домами. Клены раскрасили холмы всевозможными оттенками желтого, розового, оранжевою, янтарного цветов. Перед магазинами на Мэйн-стрит в горшках и ящиках цвели разноцветные астры. Нина знала всех в городе, у кого был семейный бизнес. И все в городе знали семейство Романо. Ее отец был самым популярным учителем средней школы, он и выигрывал звание «учитель года» чаще, чем другие. Однажды даже стал «учителем штата». Их знали как приличную семью, с воспитанными детьми. В таком городе это что-то значило. Многих детей ловили за кражей пива или за взломом почтовых ящиков. Но только не детей Романо.
Они, конечно, тоже не были святыми, но они учились в школе, занимались спортом и подрабатывали вне школы. Их никогда не привозили домой в полицейской машине. Все знали, что Романо не могли себе позволить купить красивый большой дом, или новую машину, или провести каникулы во Флориде. Они никогда не смогут посещать платный колледж или быть членами загородного клуба.
Но они имели то, что не купишь за деньги, — хороших детей, и многие им завидовали. До сих пор. Пока Нину не угораздило вляпаться в такую историю, что даже мать не хочет с ней разговаривать.
Она стиснула руки на коленях и перестала смотреть в окно.
— Прости, мама…
Мать смотрела на дорогу.
— Мы об этом еще поговорим.
Нине стало еще хуже. Она так хотела услышать что-то вроде «я тебя прощаю…».
Когда ты еще учишься в школе и у тебя будет ребенок, все становится сложным и приносит страдания.
— Как ты узнала, ма? — не могла удержаться Нина. Ведь она была так осторожна.
— Невозможно спрятать беременность от той, которая была беременна десять раз.
— Десять?
— Семь, близнецы и два выкидыша.
— Я не знала про выкидыши. — И про себя пожелала себе того же. Но потом испугалась своих мыслей. Наверное, это грех. — Папа знает? Ну… Обо мне?
— Пока нет.
— Мама, я так боюсь его, я и тебя боялась, поэтому молчала.
— Нина, мы же не чудовища.
— Знаю. Страшно было расстроить вас.
— Дорогая, не волнуйся о папе.
— Мне придется уехать?
Мать повернулась и взглянула на нее:
— Откуда такие идеи?
— Я читала об этом в катехизисе.
Мать снова смотрела перед собой на дорогу.
— В наши дни девушки в твоем положении никуда не бегут. Они ходят на ТВ и участвуют в ток- шоу.
Нина не знала что сказать, она не поняла, иронизирует мать или говорит серьезно. Они ехали некоторое время в молчании. Красота красок осени на фоне бледно-голубого неба вызывала чувство, похожее на боль, и у Нины слезы навернулись на глаза. Наконец, они подъехали к белому викторианскому особняку, переделанному под офисы. Мать поставила машину, выключила зажигание, ноне спешила выходить.
— Тебя принудили? — тихо спросила она.
Сначала Нина не поняла. Потом она снова чуть не расплакалась. Она до этой минуты и не подозревала, что пришлось пережить матери. Как она страдала, представляя, что ее дочь стала жертвой насилия. Но вместо слез у нее вдруг вырвался нервный смешок.
— Нет, ма. Меня никто не принуждал. Наоборот, я сама охотно пошла на это. Клянусь.
И неожиданно в первый раз осознала, что у нее будет ребенок. И почувствовала странную гордость — наконец-то в своей пустой жизни она из заурядной посредственности превращается в нечто стоящее. Но чувство гордости быстро сменилось ледяным ужасом. Ребенок. Что она будет с ним делать?
Мать шумно перевела дыхание, как будто освободившись от тяжелой ноши.
— Ты еще не говорила ему?
Ему. Лоуренсу Джеффри. Она с ним ни разу не встречалась и не разговаривала с того самого вечера. Да и вряд ли бы он захотел, после того как Грег Беллами открыл свой большой рот и сказал о ее возрасте. Нина могла понять кадета. Она дозвонилась до одной радиостанции, где можно было анонимно получить ответ на любой вопрос, и узнала, если ее беременность выплывет, у кадета Вест-Пойнта будут большие неприятности. Это изменит его жизнь, и не в лучшую сторону.
Его военная карьера закончится вместе с учебой. Его обвинят в преступлении — совращении малолетней, хотя ему самому было только семнадцать. Кадетам запрещено жениться, а иметь ребенка вне брака — это все основания для увольнения и дисциплинарного взыскания.
Нину волновала не судьба Джеффри, ее пугала власть над этой судьбой. Она могла в одно мгновение разрушить, изменить его жизнь, как ее беременность изменит и ее жизнь, как Софи изменила жизнь Грега. Лоуренса Джеффри выгонят с позором из самой элитной военной академии в мире. Он станет обычным парнем с дипломом средней школы. Никакой надежды вырваться наверх. Ни одна престижная фирма не возьмет его на работу.
Она дала тогда обещание — никогда ему не мешать. Никто из них не думал о беременности. Но ее останавливало и другое. Она помнила, как Грег с яростью крушил стену в день свадьбы. Быть вместе из-за ребенка — плохая идея.
— Я ему не скажу, по крайней мере не скоро.
— Но ты должна. Он тоже принимал участие, не так ли?
— Его участие было недолгим, минут пять. — И этим Нина подвела итог своих отношений с Лоуренсом Джеффри.
Часть пятая
СЕЙЧАС
Гостиница «Уиллоу» была впервые построена для железнодорожного барона Тадеуса Мортона. Легенда гласила, что барон хотел угодить своей жене и дал указание архитектору, чтобы в холле всегда было светло и празднично. Задача была решена благодаря треугольным, из цветного стекла, окнам, стекла
