Дневники Берии подтверждают: Виктор Суворов прав!

не имея уверенности в благоприятном исходе съезда, Сталин на него согласился?

Подозрение еще укрепляется, если мы вспомним: на октябрьском (1952 г.) Пленуме ЦК КПСС (созванном через два дня после завершения XIX съезда) Сталин просился в отставку с поста лидера партии (Первого секретаря, каковой пост сменил упраздненную XIX съездом должность Генерального секретаря). Авторханов уверяет нас, что Пленум принял эту отставку, и Сталин стал из Первого просто секретарем ЦК, а Первым стал Маленков[244]. И подтверждает это комментарием к 44-му тому полного собрания сочинений В. И. Ленина, где сказано, что Сталин был главой партии с 1922 по 1952 (выделено мною. — Д. В.) г.[245]

Другие свидетели (тот же К. Симонов) уверяют, что пленум уговорил Сталина остаться[246]. В дневнике же Берия по этому поводу какая-то недосказанность (запись от 17 октября 1952 г.): «А потом попросился в отставку. Все молчали. Не ожидали, но, видимо, обдумывали. Пришлось выступить Георгию и мне. Потом Тимошенко сказал, что избираем Генеральным секретарем. А уже такой должности нет. Коба задумался, потом махнул рукой» (3. С. 162).

Но принял съезд отставку Сталина или нет, то, что в отставку он просился, несомненно. Однако это, как мы уже знаем, — типичный прием диктаторов, потерпевших поражение. В отставку просился, например, лидер Египта Насер после проигрыша Шестидневной войны 1967 г., Саддам Хусейн после «Бури в пустыне» 1991 г., в русской истории — Иван Грозный после проигрыша Ливонской войны.[247] Просился в отставку и сам Сталин летом 1945 г., когда Вторая мировая война не привела к тому результату, в расчете на который была задумана.[248] Правда, просился, как свидетельствует Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов, «с отсрочкой»: «Я еще два-три года поработаю, а потом вынужден буду уйти».[249] И вот осенью 1952 г. — опять просьба об отставке, теперь — не через «два-три года», а немедленно… Какое поражение потерпел Сталин?

Напрашивается интересный вывод: что-то случилось между августовским (1952 г.) Пленумом ЦК и 28 сентября 1952 г. Что именно — тема очень сложная, заслуживающая отдельного исследования. Книга об этом будет. Пока позволю себе лишь некоторые намеки.

А. Авторханов утверждает, что Сталин «проспал» радикальную революцию в мировой политике, связанную с появлением атомных и водородных бомб[250]. Ой ли? Ведь мы видели из бериевских дневников, как Сталин и Берия лично занимаются этой проблемой, как форсируют строительство своей Бомбы, как дают по рукам «критикам реакционной теории Эйнштейна» — пусть евреи, пусть поклонники Эйнштейна, лишь бы Бомбу сделали!

А вот некоторые виды супероружия, о которых говорилось выше, Сталин и Берия вполне могли «проспать».

Вернемся к цитированной нами выше книге Д. Мензела «О летающих тарелках». До первого квартала 1951 г. рост и снижение появлений НЛО чередовались друг с другом. А вот затем началось непрерывное нарастание. Если во втором квартале 1951 г., после отказа Сталина от немедленного начала войны и стабилизации фронта в Корее, было всего 13 появлений НЛО, а в последнем квартале 1951 г. их насчитывалось 26, то в первом квартале 1952-го — 46. А в апреле — июле (второй квартал) 1952 г. был установлен абсолютный рекорд — 272 (!), больше, чем за предыдущие полтора года. К сожалению, таблица Д. Мензела обрывается июлем 1952 г., когда было 114 появлений НЛО.

Ниже, правда, он отмечает, что паника в июле достигла своего апогея [251]. Однако мы уже убедились, что Мензел не всегда говорит правду. А если в данном случае это правда, то неплохо было бы привести данные не по одному июлю 1952 г., но и по всему третьему кварталу в целом. А еще лучше — отдельно по августу и сентябрю. А уж читатели сами бы разобрались, достигла «паника» (правильнее было бы сказать: военное возбуждение) своего апогея или нет.

В общем, есть некоторые основания думать, что в августе — сентябре 1952 г. НЛО не просто было еще больше, чем в июле, но что-то произошло в эти месяцы. Что-то для СССР и лично для Сталина очень нехорошее. Повторяю: эта тема заслуживает отдельного исследования, и оно будет написано.

«Дело врачей» — палка о двух концах

Итак, Сталин остался могущественным диктатором, но он больше не был диктатором всемогущим. Разумеется, такое положение дел Вождя никак не устраивало. И он прилагал все усилия, чтобы вернуть себе абсолютную власть. И готовил удар против вероломных соратников.

Собственно, контрнаступление Сталина началось еще на октябрьском пленуме: если из 18 заседаний XIX съезда он посетил только два (а свой доклад поручил Поскребышеву, что подтверждается и записью в дневнике Берия от 17 октября 1952 г. (3. С. 162), то на пленуме был очень активен. Однако избрание Бюро Президиума (аналога старого Политбюро, поскольку последнее было расширено до 25 человек и переименовано в Президиум, то возникла необходимость создать новый, более узкий орган, который теперь и будет все решать) тоже прошло неблагоприятно для Сталина: из 8 членов Бюро (9-м был сам Сталин) четверо были как раз — Берия, Маленков, Булганин и Хрущев, еще двое — из «старой гвардии» (Ворошилов и Каганович), которые тоже не могли не внушать недоверия Сталину хотя бы из-за «еврейского вопроса» (жена Ворошилова, как уже говорилось, была еврейкой), и лишь двое были преданные молодые выдвиженцы — Первухин и Сабуров[252].

И Сталин боялся! 17 февраля 1953 г. он принимал посла Индии К. Менона, и тот заметил, что во время беседы Сталин рисовал на своем блокноте волков, а Менону сказал: вот, мол, крестьяне хорошо делают, что уничтожают бешеных волков[253].

После провала контратаки на пленуме Сталин, понятно, не остановился. С известного письма Лидии Тимашук началась открытая стадия «дела врачей». Сами врачи были арестованы еще в октябре 1952 г., по крайней мере, этим временем датированы первые доклады главы МГБ Игнатьева о допросах врачей. Интересно, что С. Кремлев, считающий врачей виновными, проговаривается, что «дело врачей» инспирировал Рюмин вкупе с Игнатьевым» (3. С. 173). Ну, и зачем Игнатьеву, который, по Кремлеву, пытался вместе с Хрущевым свалить Сталина, инспирировать дело врачей, если они действительно были виноваты и при этом виноваты именно во вредительских действиях против Сталина и тех соратников, кто Сталину оставался верен?

Но посмотрим на «дело врачей» с двух сторон — со стороны Сталина и его противников.

А. Авторханов пишет, что после XIX съезда Сталин начал искать «еврейские корни» и в родословных взбунтовавшихся соратников. Искал, проверяя родословные до третьего колена. И находил! «Выяснилось», что у Хрущева есть внучка-еврейка, у Маленкова — зять-еврей, а что касается Берия, то чуть ли не его родная мать оказалась еврейского происхождения[254]; с учетом того, что у евреев национальная принадлежность считается, как известно, по матери, такие «генеалогические поиски» тоже были чреваты! Ну, а Молотова, как мы помним, он еще за пять лет до того «Молотштейном» обзывал!

Антисемитская кампания велась и в странах «соцлагеря». В Чехословакии арестовали еврея Р. Сланского, в Польше — будущего лидера страны В. Гомулку (у него еврейкой была жена)…[255]

Интересно, что арестованных врачей заставляли «признаваться» в попытках умертвить, кроме уже покойных A.A. Жданова и A.C. Щербакова, также военачальников — маршалов Василевского, Говорова и Конева, генерала армии Штеменко, адмирала Левченко, но не Жукова и Булганина, а также не Берия, Маленкова и Хрущева.[256]

Вообще, во время сталинских репрессий это был важный показатель: отсутствие того или иного руководителя в списках «потенциальных жертв» очередных «врагов народа» означало сталинскую немилость. Так, например, еще в 1936 г. (примерно с мая по август) неприятные минуты пришлось пережить Молотову, когда в «признательных показаниях» подсудимых первого московского процесса 1936 г. его имя отсутствовало в списках тех, кого якобы хотели убить подсудимые.