грабителей наших владений. Затем мы привязали к ветвям деревьев наши сосуды с этим заманчивым кушаньем и воротились в избушку спать. Но, не смотря на нашу усталость, нам почти невозможно было заснуть: сперва нам мешали крики красной дичи, а потом лай собак, разбуженных вторжением обезьян.
На другое утро, любопытствуя посмотреть, что происходило ночью, мы, как только встали, отправились на место. И будь уверен, папа, что на милю кругом фермы не окажется ни одной обезьяны. И думаю, что долго не найдется охотницы пообедать на ферме. Не брани нас, папа, за это наказание обезьян: по крайнем мере, ни одна из них не убита нами.
После этих-то происшествий и послали мы к вам третьего гонца-голубя с депешей, написанной Жаком напыщенным восточным слогом, и уведомили вас о нашем близком возвращении».
Здесь я снова сам продолжаю рассказ. Жена и я совершенно успокоились относительно положения наших детей, когда, вскоре после обеда, прилетел третий посланец с письмом следующего содержания:
«Ущелье прорвано. До самой Сахарницы все опустошено: сахарные трости частью вырваны, частью потоптаны, на почве видны многочисленные, чудовищно большие следы. Поспеши, папа, на помощь нам. Мы не смеем двинуться ни вперед, ни назад, и хотя здоровы, но не решаемся пойти на встречу опасности, которую не можем оценить».
Это известие резко отличалось от предшествовавших, и читатель догадается, что я не стал долго взвешивать содержание письма, а тотчас же оседлал онагра. Попросив жену приехать на другой день, в телеге, к проходу, в сопровождении Эрнеста, я помчался во всю прыть онагра на выручку дорогих мне существ.
XXXVI. Постройка летнего жилища. Плоды шоколатника и райской смоковницы. Таинственный мешок. Султанка. Слоны. Барсы. Земноводное чудовище. Обманутый обманщик. Исправление Соколиного Гнезда. Постройка караульни на острове Акулы
Расстояние, которое при обыкновенной езде потребовало бы шести часов, я проскакал в три. Дети, которые не могли рассчитывать на такой быстрый приезд мой, встретили меня радостными криками и жаркими объятиями. Не теряя ни минуты, я осмотрел повреждения, о которых уведомило меня письмо детей, и, к великому огорчению моему, увидел, что они не приувеличивали. Плантация была опустошена. Бревна, которыми мы с таким трудом загородили узкий проход, были поломаны как соломины, а соседние деревья, под которыми мы намеревались построить летнее жилище, подобное таким же жилищам камчадалов, были на значительную высоту оголены от ветвей и листьев. В бамбуковой чаще самые молодые растения были поломаны и пожраны. Но наиболее страшному опустошению подвергались поля сахарного тростника — что не было вырвано, было потоптано. Даже наша коптильня была разрушена.
Отчего могли произойти эти опустошения? Кто был виновником их? Направившись к устью Восточной реки, я заметил на почве следы тяжелых ступней, которые могли принадлежать бегемотам. В другом месте я увидел иные следы, меньше предыдущих, — такие, какие могли быть оставлены бежавшими большими волками или гиенами. Однако эти следы направлялись к берегу и не возвращались к проходу.
Наскоро раскинув палатку, мы набрали хворосту, чтобы зажечь большой костер, долженствовавший защитить нас от врагов в течение ночи. Ее мы провели, конечно, далеко не спокойно; Фриц и я даже не ложились, а, держа ружья между ног, разговаривали о происшествиях дня, прислушиваясь к малейшему шороху.
На другой день, около полудня, приехали жена и Эрнест на тележке, запряженной коровой и ослом, и мы тотчас же принялись готовиться к продолжительному пребыванию в этой местности, то есть к исправлению всего, устроенного раньше, потому что наши неприятели разрушили все.
Когда проход был достаточно защищен, а это потребовало около недели труда, я занялся постройкой, в соседстве, летнего жилища, подобного таким же жилищам камчадалов, из четырех крепких древесных стволов, соединенных, на высоте двадцати футов, твердой настилкой. Чтобы взбираться в это воздушное жилище, я придумал лестницу, которая, при всей своей прочности, могла быть поднимаема сквозь отверстие в полу. Этот воздушный шалаш в оконченном виде был очень красив. Он служил нам одновременно спальней, наблюдательным постом и птичником, доставляя и нам, и нашей живности безопасное убежище. Это новое жилище мы назвали Отшельем.
Описанная мною постройка не была исключительным нашим занятием. Пока я строил жилище, а жена устраивала хозяйство, что требовало с ее стороны много хлопот и времени, мальчики ходили на охоту и всякий раз приносили какую-нибудь новую добычу. Например, с одного из своих последних походов Фриц возвратился с двумя плодами, которые он счел за огурцы и которые оказались плодами шоколатника и райской смоковницы, или бананового куста. Мы отведали того и другого плода, и я должен сознаться, что они показались мне незаслуживающими своей громкой славы. Бобы какао, лежавшие зернами в сладковатом соку, были очень горьки; только бананы были сносны, но довольно безвкусны, походя на мягкие груши.
— Странно, — заметил я, — что плоды, ценимые в других местах столь высоко, кажутся нам здесь очень невкусными. Во французских колониях отвар какао, приправленный сахаром и померанцовыми цветами, считается очень изысканным напитком, а его бобы, которые здесь столь горьки, признаются там очень вкусными, сушеные и стертые с сахаром. В обеих Индиях жареные и вареные бананы считаются чрезвычайно приятной яством; может быть, там их срывают в надлежащее время, то есть несовершенно дозревшими.
— Если так, — сказала жена, то я посажу эти плоды в моем саду, и надеюсь, что со временем и мы найдем их прекрасными.
— Дорогая моя, — ответил я, — чтобы бобы какао проросли, их нужно посадить в землю еще сырыми, только что вынутыми из плодов, а банановые кусты разводятся обыкновенными черенками. Итак, если хочешь, перед нашим отъездом Фриц принесет тебе, для посадки, несколько плодов и побегов.
И действительно, накануне нашего отъезда, Фриц, по поручению матери, отправился искать плоды шоколатника и отпрысков банана. При этом случае я просил его принести возможно большее число образчиков местного растительного и животного царств. Фриц отправился по реке, в своем кайяке и захватил с собой еще род калифорнского плота, очень легкого на воде, и вечером, при возвращении Фрица, плот этот был нагружен до такой степени, что едва не тонул.
Жак, Эрнест и Франсуа тотчас же подбежали к плоту, чтобы приняться за его разгрузку. Распределив между собой добычу, они стали переносить их в хижину. Эрнест и Франсуа успели уже отойти, когда Фриц поручил Жаку большой сырой мешок, в котором что-то двигалось, издавая незнакомые нам звуки. Жак, укрывшись за кустом, поспешно открыл мешок, и увидя заключавшееся в нем, вскрикнул и подпрыгнул от радостного изумления. Поблагодарив брата за подарок, он, осторожно и постоянно держа мешок наполовину в воде, отнес его в уединенное место, где хотел взять его на другой день. Фриц же соскочил на берег с большой птицей, у которой были им связаны лапы и крылья и которую он поднес нам с очевидным самодовольствием — то была султанка из отряда куриных.
Затем он рассказал нам свои похождения. Местность, видная им на противоположном берегу вдоль реки, показалась ему очень плодородной. Густые леса тянулись там от самой реки до склона гор. По словам Фрица, его постоянно оглушал крик множества птиц самого разнообразного оперения: цесарки, индейки, павлины и другие, между которыми, при помощи своего силка, он поймал и привезенную султанку. Поднявшись по реке выше болота Буйволов, он увидел по правую руку мимозовый лес, в котором важно прогуливались слоны, кучками от десяти до двадцати особей, срывая молодые ветви, которые они поглощали целыми пучками, нисколько не тревожась появлением кайяка и его седока. Несколько дальше Фриц увидел, у небольшой губы, нескольких подошедших напиться барсов, которых чудная шкура чрезвычайно красила местность, придавая ей живописный вид, совершенно не привычный молодому плавателю.
— Несколько мгновений, — рассказывал он, — меня одолевало сильное желание испытать свое искусство в стрельбе по одному из этих великолепных животных; но я понял всю опасность такого
