меньше всего ему о каком-то животном думалось.
Девушка приподнялась, его за шею обняла, прижалась доверчиво, и Семен вовсе растерялся: это за что ему счастье такое? В голову все заповеди пришли, которые и оптом и в розницу нарушал - не за это ли наградили? Хмыкнул растерянно. Фею легонько обнял, по волосам гладить начал боясь, что вот-вот оттолкнет и кончится то самое счастье, о тайне которого он размышляет. Но девушка хоть бы отодвинулась.
- Люба ты моя… Простишь ли дурака? - прошептал не веря, что такое возможно. - Жизнь она цинична, в ней чистоте да чудесам давно места нет. Откуда же ты взялась? Диковинка ты моя… Я…Я сейчас, - усадил на постель. - Настойку тебе подогрею и ужин принесу. Покушать тебе надо. Подожди, хорошо?
И бегом на кухню.
Девушка кушала и рассказывала о Хакано. Семен кивал, слушал внимательно, но ни слова не понимал, да и плевать ему было на все,
Он упивался ее голосом, гладил по волосам и любовался каждой черточкой лица, каждым изгибом фигурки, каждым жестом и взмахом ресниц. И все понять не мог: неужели она не сердится? Ни чуть не обижена на него? Может, не поняла, что он сделал? Да и, правда, откуда такой как она отвратность чужых мыслей и действий понять?
И хоть отлегло немного от души, а страх сильнее стал: а вот завтра сообразит Фея и что? И мысль гаденькая закралась - взять ее сегодня, а завтра уже куда денется? Волей - неволей простит.
Фея кашу доела, настойку выпила и решила для себя - Виктора завтра за Хакано не пощадит. Возьмет у него все силы, хоть что ей Семен после говори, хоть как наказывай.
На том и успокоилась.
Семен посуду убрал и к девушке, руки дрожат - не оттолкнула бы.
Нет. И хоть по-прежнему смущалась и дичилась, но так же и послушной была, податливой, и лицо от Семена уже не прятала. От рук и ласк его уже не бегала, и видно было, нравится ей все больше как нежит ее мужчина, даже ответила, погладила неумело грудь и плечи. Но только Семен на лоно ладонь положил, ножки сжала и опять испуганно замерла. Пришлось ему еще одну ночь, сгорая от желания, потратить лишь на ласки и сильнее приручить Фею.
Ну, не пугать же ее. Хватит уж, наломал дров.
Глава 29
Утром Семен ушел на охоту. Успел сейкап припрятанный достать, дичь пострелять, и вернуться пока Фея спала. Летел на заимку, боясь не успеть и столкнуться при своей добыче с девушкой. Вот крику опять будет!
За ограду въехал, Прохорыча пыхтящего трубкой на завалинке, спросил:
- Спит?
- Ага. Заспалась чей-то девка. Двенадцатый часок уже, а она носа из комнаты не кажет. Видать знатно ты ее ночку веселил, - хмыкнул. Семен улыбнулся в ответ, лыжи скинул.
- Женюсь я отец.
Старик насупился обдумывая и кивнул:
- Дело молодое. Токмо слыхал я сегодня от Петьки байку заковыристую, что глаза у твоей Феи-то, не человечьи.
- Это и я слышал. Вчера. В том же исполнении.
- Вона как… Набрехал знать? И Ванька тоже? - зыркнул на мужчину.
Семен насторожился:
- Не понял.
- Так спроси. Он сроду не брехлив, однако Петьку внимательно слушал и апосля мне молвил: и мне, Прохорыч, когда Фея-то целоваться полезла, показалось что зрачки у нее вертикальные стали, страшные.
- Глюк.
- Н-да? Хорошо б так.
- Ты на что намекаешь, Прохорыч, - присел с ним рядом заинтригованный Колмогорцев.
- Ты не в обиду только? - качнулся к нему старик, трубкой пыхнув.
- Без обид отец. Говори.
- Слыхал я наркоманка она, вы когда те ребятки нагрянули баяли. Это не помеха. Я тебе знаю, от любой дури отучишь, не забалует. Нимфетка-то тоже - Бог с ней, и хворая. Это все одно, Сема, и пережить то можно, и понять. Но ежели барышня твоя не человек вовсе, а?
- Не понял я Прохорыч? На что намек-то? Или ты мне очередную сказку Елыча о параллельных мирах и буках из соседнего измерения расскажешь?
Старик попыхтел, подумал и согласился:
- А черт их знает, можа и брешут. Хотя Иван…
- Прохорыч, я с Феей как с женой живу, понял? И поклясться могу, то в полночь она в тыкву не превращается, под потолком не парит. Клыки у нее не растут и шерсть на спине не проявляется. Так что вампиры, оборотни и прочая прелесть мимо. Так что кому и что там от похоти привиделось - его трудности.
- А-а, ну-у… Понял, Сема. Ну, мужики, а? Даже меня старого с понтолыку сбили. Тьфу, ты.
- То-то, отец.
Поднялся Колмогорцев, в дом пошел.
Добычу свою Петру отдал:
- Обработай. Лиса твоя.
- Ладно.
- И вот еще Петь, - начал ласково и вдруг к стене парня притиснул, процедил угрожающе. - Не знаю что за хрянь в голове у тебя, но предупреждаю: мужиков баламутить станешь байками своими про Фею и вампиров, язык отрежу, понял?
Парень ресницами хлопнул:
- Так я правду!…
Семен прищурился.
- Понял, - тут же согласился Самарин.
- Молодец, - улыбнулся ему почти по-доброму, на место поставил. - Работай Петруша.
И наверх пошел, сейкап как договаривались Илье отдать. Да к Фее, к ней, любимой, сонной, горячей, соскучившейся…
Забежал к Степному, кулон в руку сунул, и быстрее в комнату к себе. Разделся, юркнул под одеяло к девочке своей, обнял, грудь ласкать начал, целовать, в волосы зарывшись. Застонала милая сладко, потянулась, зевнув как кошечка, к Семену повернулась… и он чуть с постели не рухнул - зрачки-то и правда у нее вертикальные. Миг как наваждение и словно ничего не было - обычные глаза.
У Семена все желание пропало, сел спиной к Фее, волосами тряхнул: примерещилось? Чертовщина какая-то! На девушку покосился - взгляд у нее безоблачный, наивный, и глаза как глаза, правда синие да бездонные, но и вся небылица. Получается, привиделось? Рассказ Прохорыча впечатлил?
Фея к его плечу прильнула доверчиво, улыбнулась:
- Хаккэ та кэмаалэ.
- Доброе утро, - понял. Вздохнул и поцеловал ее в лоб: извини, милая, опять меня заносит. Все, забыли.
