Кабинет, ставший почти родным за годы работы. Что же тут такое, сверхсекретное. Так, так интересно, интересно. Ладно, посмотрим, что он нам сам расскажет. Надо звонить в конвойную службу, пусть приводят, пообщаемся.
— Здорово, Семеныч, из сто второй приведи ко мне. Да, «А-Вэ-тридцать два-семнадцать», ну, не знаю, на час, может, на два, а там как пойдет. Ты же знаешь, это дело такое.
Старчук прикурил папиросу и стал ждать, когда приведут арестованного. Сколько их прошло через его кабинет за эти годы. Кто их считал. И все говорили, что не виновны, их оклеветали, а сами показания писали на друзей и знакомых, причем большинство добровольно, даже особо и бить-то не приходилось, хотя некоторые оказались упертыми. Его на расстрел ведут, а он кричит: «Я не виновен, партия во всем разберется, да у меня друг в ЦК, он вам устроит». Даже и не знал, что этот друг сам его фамилию в расстрельный список вписал. И так тоже бывало.
Мысленный монолог прервал громкий стук в дверь.
— Вводите.
Как-то соседка зашла, дверь была открыта. Она постучала для приличия, а я возьми, да и ляпни по привычке: «Вводите». Соседка чуть сознание не потеряла, теперь больше не заходит.
Вошел молодой высокий парень, рост почти под два метра, худой. Темные волосы, серые глаза.
— Значит, ты будешь Медведь Олег Евгеньевич.
— Да.
— Да, гражданин старший следователь. Привыкай к порядку. Одичали там в лесах совсем.
— Мы в лесах фашистов били, а вот что вы тут делаете? Морды в тылу отъедаете, пока там ребята гибнут?
— Ты меня тылом не попрекай. Я в Гражданскую повоевал, на три войны хватит. Знаешь, что нельзя применять к тебе специальные меры, вот и рот открываешь, все вы такие смелые. Ладно, посмотрим, как ты запоешь через недельку. Фамилия, имя, отчество?
— Там написано!
— Там много чего написано, ты настоящую говори, пока по-хорошему спрашиваю.
— Я уже все рассказал, а для особо тупых все написал, можно перечитать, если с первого раза не дошло.
— Значит, сознаваться не хочешь.
— А в чем мне сознаваться? В том, что фашистов громил, или в том, что кровь за Родину проливал?
— За Родину, говоришь, а что же ты, гад такой, в Германию уехал, Родина разонравилась?
— Если бы ты, гражданин старший следователь, видел, что либерасты и дерьмократы со страной сделали, ты бы сам бегом убежал из такой страны. В Германии хоть порядок есть, там тебя полицейский не остановит просто так и не обвинит в том, что ты за ночь с братом «Капитал» написал.
— Во, уже и полицию немецкую хвалишь. Ладно, не хочешь сам рассказывать, я расскажу. Завербовали тебя немцы или сам, сдуру, в Германию жить уехал – это нас не касается. Про твои дела в лесу я наслышан и то, что ты в немецкой форме ходил, и что оружие немецкое хвалил, и танки, мол, у них лучше, и бронетранспортеры есть, и связь хорошая, а русские, мол, кругом дураки. Правильно их немцы бьют, раз они воевать не умеют. Дураков поубивают, а умные останутся. Уж не знаю, решил ты сразу к немцам перейти или потом, но факты, как говорится, вещь упрямая. Против фактов не попрешь. Как говорит учение Ленина-Сталина: «Задача Наркомата внутренних дел выявлять любого врага, как бы изощренно этот враг ни маскировался. Это приказ партии, а приказы не обсуждаются, а выполняются».
— Ага, вот из-за таких упертых баранов на фронте людей без патронов на танки и бросали.
— Ты тут про фронт не рассказывай. Ишь, сидит, зубы заговаривает. Значит, едем дальше, на немецкий склад ГСМ зачем полез? Это же риск неоправданный, ведь и так было понятно – склад вам не по зубам. Молчишь! А я тебе скажу зачем! Ты понимал, что вас всех в Москву вывезут, и тогда все. Никаких немцев ты больше не увидишь. А когда там у себя были, наверно, нравилось в Германии. Чистота, порядок – орднунг, одним словом. Понял ты, что, если к немцам со своими знаниями убежишь, победить нам будет намного труднее. А немцы уж тебя отблагодарят по-царски. Замок подарят какой-нибудь, у них этого добра навалом, прислуги штат. Продал Родину за банку варенья и ящик печенья, гнида империалистическая. Я таких, как ты, собственными руками душил. А зачем тебе такой хитрый пароль на этом вашем, как его, нутбуке. Такой хитрый, никто открыть не может, а если попробует, то там все сразу ломается, и не отремонтируешь никак. Какие такие секреты у тебя от друзей, агентурные сведения, явки, пароли. Думаешь, ты самый хитрый? Ничего, наши спецы и не такие сейфы открывали. Так вот, на склад ГСМ ты поехал, чтобы немцам рассказать о себе, о том, что у тебя есть ценная информация, и договориться о месте встречи. Двое, которые с тобой были, они же немецкий не знают. Зачем ты их потащил с собой? Вдруг бы кто-нибудь их спросил, сколько время, например, или закурить. И все, повязали бы вас, и не выручил бы никто. Так что якобы с целью разведки на склад было ехать бессмысленно и опасно. А вот с врагом договориться самое оно, свои не видят и никто не помешает. Да и сопровождающих взял таких, которые язык не знают, а то вдруг услышат, о чем ты с немцами договариваешься. Потом ты на базу вернулся, наверное, какие-то документы важные решил взять или приборы секретные, чтоб уж наверняка поверили. Да, знаю я твои эти, как вы говорите, отмазки. Мол, и девушка у меня на базе была, я ее в экипаж танка взял. Девушка – просто ширма, чтобы никто не догадался. Хотя ты ведь писал, она из тех гражданских, которых вы освободили. Странные совпадения. Если бы она тебе нравилась, с собой забрал бы, не бросил. Наверно, она связник и в лагере специально оставлена поддерживать связь с теми, которые тобой завербованы. Скорее всего, из бывших военнопленных. Если человек в плен сдался – он уже предатель. А к вам всякой шушеры много прибилось. Ладно, молчишь, молчи, молчи, я сам все расскажу. Кстати, эту Аню твою надо будет допросить посерьезней. Она ж не ты, к ней специальные меры применять можно.
— Ты, сука гэбэшная, если хоть пальцем своим сраным Аню тронешь, я тебя зубами на куски разорву, тебя и всю семью твою гребаную. «Видно, сильно я его за живое зацепил, когда про немцев разговор шел, он спокойный был, а как девки коснулось, аж позеленел. Хотя, надо с ним аккуратнее, этот и вправду разорвет зубами. Опять сердце схватило, старый стал я для этой работы, но отсюда просто так не уходят. Надо держаться, иначе никак».
— Ну, видишь, сам все скажешь или у Ани спросим.
— Пошел ты на хер! Там люди гибнут, а я вместо того, чтобы воевать, сижу и слушаю твой бред. Гражданин старший следователь, ты, случаем, не обкурился с утра?
— Я с восьми лет курю, но это к делу не относится. Значит, взял ты все то, что хотел передать врагу, сел в танк и поехал к месту встречи. Ладно, сам сволочь, на хрена ребят-то за собой потащил, которые в танке сгорели. Ты их застрелил, вместе с немцами сымитировал бой, и все, концы в воду. Нет, даже не так, ты взял с собой своих агентов, показать: вот, мол, какой я молодец, сам пришел, артефактов целый мешок принес, да еще и людей привел. А в танк вы пленных засунули и сожгли их там. Трупы-то все равно не опознаешь. Так все было на самом деле. Сколько, ты говоришь, в плену был?
— Почти две недели.
— Как раз хватило времени все подробно рассказать и разработать план твоей дальнейшей работы у нас в тылу. И все хитро придумали, прямо как дети. «Сын» там якобы случайно оказался, и немцы, эти, как вы там, у себя-то, говорите, а, вспомнил, — лохи. Слово-то какое-то выдумали специальное, затейники, мать вашу. Ага, не знают они, кто это у них в сарае живет. Там, сам знаешь что, у твоих новых хозяев на каждого нашего генерала досье больше, чем все собрание сочинений Ленина. Они знают, в каких носках сегодня Берия ходит, а ты говоришь, его и не узнали.
— Что же у вас так хреново контрразведка работает, делом бы занялись лучше, а то сказки мне рассказываешь.
— Это не твоего ума дело, чем мне заниматься. Что партия прикажет, то и буду делать. Сейчас она приказала с тобой разобраться, я и разбираюсь. На работы, бензин грузить, вас случайно направили и монтажку пропавшую не заметили. Кругом одни прям эти – лохи. Не солдаты, а детский сад на прогулке. Из сарая вы как вылезли?
— Подкоп сделали.
— А раньше не копалось, земля была шибко мерзлая или только в эту ночь догадались немцы лопату
