Рифкин оттолкнулся от пола руками, поднимаясь над лужей собственной крови, и уставился на Санни.
— Тащи сюда это дерьмо, и быстро, — хрипло скомандовал он.
Правая рука соскользнула, и он снова рухнул лицом в лужу.
Санни услышал отчетливый хруст, но не поверил своим ушам.
— Чееееедт, — заорал Рифкин. — Мой дос!
Санни вытер подбородок и застегнул штаны.
— Ты просто жалок.
— Эй! — Скарп уже не поднимался, вопя в пол. — Я дебе пдачу не за оскорбдедия, идиод!
— Оставь себе свои деньги. Отскребись от пола и вали отсюда.
Рифкин фыркнул.
— Сдушай, гедий. Я бы с удоводсвтием, но ода сдомада мне спину, и я не багу встать!
— Не мои проблемы.
Рифкин взвыл. Лампочка над головой Санни замигала.
— Дадно, сдушай. У бедя в багажнике подмиддиода доддаров. Даличдыми. Дай мде фдакон, и оди твои.
Санни нахмурился.
— Да что в этом флаконе?
Рифкин перекатился на спину и уставился в потолок.
— Хармони жрет истинную сущность мужчин, ту, что делает тебя тобой. И держит эту сущность в тех стекляшках.
— Она сказала мне, что без моей сущности я буду вечно бродить по земле, — продолжил Рифкин. — Как живой мертвец. Вечный Жид и всякое такое дерьмо.
Санни проклял тот день, когда позволил Шарки вытащить себя из трущоб. И перебросил флакон Рифкину, который тут же вытащил пробку и присосался к содержимому, как Марион Бэрри к трубке с новой дурью.
— М-м-м, — пробормотал Скарп. — Одно не хуже другого. Правда, Трауб?
Однако уже через секунду Рифкин вскинулся на ноги, схватился за голову и разразился японскими ругательствами, которых мир наверняка не слышал с тех пор, как император Хирохито проснулся судьбоносным утром 1945-го и прочитал в «Токио Сан», что его ежегодная поездка в Хиросиму откладывается.
А потом с кошачьим воплем осел на пол, оставляя миссис Рифкин счастливой вдовой с наследством в наркоторговле.
Что-то затрепетало на самом краю зрения. Санни обернулся, нацеливая туда Коко Шанель.
Но тела Хармони больше не было: шлюха с Планеты Икс вернулась в свое Прекрасное Далеко.
На улице Санни уже поджидала половина самоанской команды сумоистов. С таким количеством пушек, что хватило бы не Санни Афро, а целому французскому военно-морскому флоту.
Токоматсу вышел вперед, поднял руку в предупреждающем жесте.
— Она мертва?
— Не знаю, — ответил Санни.
— М-м-м-пф. А Рифкин сдох?
— Ага.
Самоанцы молча переглянулись. Потом Токоматсу пожал плечами и харкнул на тротуар.
— Ну, хоть что-то, — сказал он.
Санни заметил, что самоанец старается не встречаться с ним взглядом. И решил проверить свою теорию, шагнув вперед. Токоматсу вздрогнул и попятился.
Группа его поддержки заворчала, и Санни вспомнил, что Рифкин перед смертью вдохнул суть Токоматсу.
— Ты
Санни покачал головой.
— Я не знаю, что я видел.
Токоматсу уставился на свои ботинки. И пожал плечами.
— Ага, бро. И никто не знает.
Санни вдруг понял, что изменилось в голосе Токоматсу. Он вспомнил, как слышал это в голосе Рифкина:
— Я ведь могу убить тебя, — сказал он. — Усек?
Санни кивнул.
— Усек.
И Токоматсу кивнул.
— В моей команде найдется место для такого отважного парня. Хочешь поработать?
Санни глубоко вздохнул.
— Спасибо, но у меня свои планы.
Токоматсу пожал плечами.
— Ну ладно.
Они обменялись рукопожатиями. Санни даже смог улыбнуться.
Но так и не отвел взгляда от «кадиллака» Рифкина, стоящего у обочины.
МИК ГАРРИС
Третий акт Тайлера
Оно тянулось за мной с тех пор, как индустрия развлечений перешла в Интернет, но, думаю, начало моего конца все же датируется 2007 годом, когда Гильдия писателей Америки нанесла свой удар. Я не то чтобы был луддитом и совсем не признавал развития машин: все свои тексты я набирал на iMac; каждое утро, попивая зеленый чай, я проверял е-мейлы, смотрел забавные видео, которые мне присылали другие писатели. Вот только если видео шло дольше нескольких минут, я уже не мог сосредоточиться на крошечном окошке на мониторе. Фильмы в миниатюрных прямоугольниках не доставляли мне никакого удовольствия.
На кой черт я потратил больше десяти тысяч на новейший плазменный экран, навороченную систему звука и все необходимое для Blu-ray качества? Чтобы смотреть на YouTube рассыпавшееся квадратами в крошечном окошке домашнее видео какого-то прыщавого переростка, который считает, что крут, как джедай?
Нет, я люблю фильмы, даже если их показывают по телевизору; в фильмах есть объемность, глубина, эмоциональный вклад в сюжет и персонажей. Да, да, я знаю, что такое «конвергенция», но ее пока не произошло. И не собираюсь смотреть «Лоуренса Аравийского» на айфоне, спасибо. Фильмы создаются для большого экрана, и если недоступен шестифутовый в кинозале, можно обойтись шестьюдесятью дюймами домашней плазмы. А вот три с половиной дюйма для меня вообще не диагональ.
Ладно, я не собираюсь вдаваться в технические подробности. И обещаю не устраивать лекций о поколениях, которые не могут воспринимать фильм, не раскрашенный кислотными цветами. Если вы способны получать удовольствие от записей, сделанных камерой мобильного телефона, и не способны оценить искусства лучших голливудских техников, то мне вас жаль, но мир от этого не рухнет. Если бы пещерный человек изобрел видеокамеры раньше наскальной живописи, не было бы потребности в краске и развитии изобразительного искусства. Все просто пересылали бы друг другу съемки последних охот.
